- Тебе лучше уйти, - говорит он снова и вместо со мной идет на крыльцо, глядя вниз, на половые доски. Потом, ничего не говоря, заходит в дом и захлопывает дверь.
Я стою там, все еще в шоке от правды о брате. Смотрю на машину, где Джеймс ждет меня. Он кивает, как будто спрашивает, в порядке ли я, но я не отвечаю. Я не в порядке.
Я совсем не в порядке.
Часть 3. Глава 10
Мы едем среди темнеющих полей, и находимся уже на полпути к городу, когда Джеймс смотрит на меня искоса.
- Ничего себе поцелуй, - говорит он.
У меня к щекам приливает кровь.
Я прощалась.
- С помощью языка.
- А тебе-то что? - спрашиваю я, и мне стыдно, что он видел это, хотя я и сама не знаю, почему. - В тот раз, в моей комнате, ты даже не смог обнять меня.
- Я еле сдерживал гормоны, - говорит он, усмехнувшись, - и мне все равно, с кем ты гуляешь. Я просто думаю, что он что-то скрывает, и не думал, что ты такая наивная. Думал, ты будешь умнее.
- А я не думала, что ты будешь таким несносным.
- Я никогда и не говорил, что буду несносным, - говорит Джеймс, - я пытаюсь не давать обещания, которые не смогу сдержать.
Несколько миль мы сидим молча, и я снова начинаю думать о брате. С Брейди произошел несчастный случай — вот что мне сказала мать. Она сказала, что он сплавлялся на плоту, но так и не сказала, что я была там. Она так и не сказала, что он покончил с собой.
Я всхлипываю, и только тогда понимаю, что плачу.
- Эй, - говорит Джеймс, - прости. Я не хотел...
- Не в тебе дело, - говорю я, отмахиваясь от его беспокойства. Джеймс сворачивает к обочине и паркуется.
- Я думаю о брате, - говорю я ему. - Я не помню, как он умер. Но мы были там, Джеймс. Мы с тобой. Что если мы помогли ему покончить с собой?
- Может быть, - говорит он тихо. Печально. Отворачивается, как будто роется в своих воспоминаниях. Когда он опускает голову, я понимаю, что у него ничего нет. У нас ничего нет.
- Что если он попрощался? - шепчу я. - Что если он попрощался, а я этого не помню?
Что-то ломается внутри меня, и я начинаю рыдать, вспоминать улыбку Брейди, слышать его смех. Мы были так близки. Как долго он был болен? И как я могла не заметить этого?
Джеймс кладет мне руку на плечо, и я склоняюсь к нему. Сначала он напряжен, но потом устраивается поудобнее в кресле, чтобы я приникла к его груди.
- Знаешь, - тихо говорит он, поправляя мне волосы, - я не помню, что случилось с моей матерью. Я помню, что она была тут, и потом вдруг ее не стало. Не знаю, может, родители ссорились, может, у нее была причина, чтобы уйти. Когда я спросил отца, он сказал мне, что она уехала, потому что нашла работу, а потом решила остаться. Но нам было хорошо вдвоем.
Он замолкает.
- Десять баксов на то, что все это — полная ерунда.
Я останавливаюсь и вытираю лицо, сажусь, все еще прижимаясь к нему. Он смотрит на меня, широко открыв глаза. Спрашивает:
- Что?
- Мы в Программе играли в «Ерунду». А ты?
Он смеется.
- Не-а. Почти все время я был в одиночной палате, по крайней мере, они так сказали. Нет, серьезно? Ты играешь в карты?
- Джеймс, - говорю я, - я все время играла в «ерунду» с братом.
Его лицо мрачнеет, и он задумчиво вертит нитку, которая свисает с подола моей рубашки.
- Правда?
Я киваю.
- Думаю... держу пари, что ты играл с нами.
Джеймс не смотрит на меня, просто медленно тянет за нитку, распуская подол, как будто он потерялся в своих мыслях.
- Я не помню, кто научил меня, - говорит он.
- Мой брат научил.
- Возможно.
Когда нитка наконец рвется, Джеймс, кажется, удивляется тому, какой у меня неровный подол.
- Черт, прости.
Но когда он смотрит на меня, я не отвечаю. Я чувствую, что у меня опухло лицо, и уверена, что теперь, когда сижу так близко от него, выгляжу совсем не потрясающе. Но я пытаюсь найти что-то в его глазах — чувство, которое я не могу назвать. Внутри меня бушует так много чувств — вина, печаль, влечение.
- Почему ты снова меня разглядываешь? - спрашивает он, хотя на этот раз не кажется, что он дразнит меня.
- Риэлм кое-что сказал мне до того, как я ушла.
Джеймс закатывает глаза.
- Да ну? И что же?
- Он сказал... - я замолкаю, не зная, стоит ли говорить ему это. Но мне кажется неправильным скрывать от него это. Скрывать от него что угодно.
- Он сказал, что любит меня, - говорю я.
Джеймс наклоняет голову, вертит нитку на пальце.
- А сама ты что чувствуешь? - спрашивает он.
- Не то же самое.
- Наверное, не следовало вводить его в заблуждение и целовать его, нет? - говорит он резко, осуждающе. На секунду я застываю. Я доверилась ему только затем, чтобы он тут же бросил мое признание мне в лицо.
Я отстраняюсь от Джеймса, пристегиваю ремень после нескольких попыток.
- Просто забудь об этом, - говорю я, - ты не поймешь.
- Ты права, - он включает зажигание, - я не пойму. И ты не обязана ничего мне объяснять.
- Спасибо, - говорю я с горечью, - рада, что ты это прояснил.
Мы снова молчим, и я думаю о том, как получилось, что Джеймс рассказал мне о своей матери, а в следующую секунду стал холоден. Думаю о том, не проделывал ли он это с Брейди, когда они дружили. Со мной.