Голос у него был чистый и сильный. Народ разразился приветственными криками, и, невзирая на все свои обиды, Морили кричала громче всех. Может, он и дерьмовый король, но дерьмовым королям их одобрение нужнее всего.
Механик навалился на рычаг, и…
Прогресс, изобретения, и так далее, и все такое прочее… Верховный судья Брюкель почти не слушал. Он думал о том вчерашнем деле. Ужасное дело. Прискорбная ситуация. Как рыдала эта женщина на скамье подсудимых! Брюкель сам едва не заплакал. «Ты слишком легко ударяешься в слезы, – говорил ему отец. – Ты должен научиться скрывать свои чувства». А что теперь станется с ее детьми? Кажется, каждый вердикт отнимал кусочек его души. Каждый приговор стоил ему собственной крови. Однако его руки, как всегда, были связаны. Архилектор Глокта требовал суровых наказаний. Жестоких уроков. Назидательных примеров.
Необходимо уметь скрывать свои чувства, чтобы сидеть в Закрытом совете. Любое проявление слабости – и над тобой закружатся стервятники. Ни одного друга. Он не мог себе этого позволить. Брюкель украдкой поглядел вбок. Взять хотя бы ее величество. Не женщина, а воплощение величественности. Великолепный образец для подражания. Сколько на нее льется ненависти! Все просто отскакивает, как стрелы от надвратной башни. И при этом – такое одиночество… Словно одинокая белая башня посреди выжженной пустоши. Лишь немногие в полной мере осознавали всю…
Карнсбик понемногу двигался к кульминации. Пятое, десятое, я, я, я, изменить мир… Брюкель сгорбился в своем кресле. Мир никогда не меняется. По крайней мере, ни в чем значимом. Сегодня же, чуть позднее, ему предстоит слушать еще одно дело. Фабричные работники, гибнущие от силикатоза. Не путать с силикозом. От которого гибнут рабочие на рудниках. Прискорбная ситуация. Но Брюкель ничем не мог помочь. Учитывая, какие фигуры выступали против. Значительные фигуры. Ужасное дело.
– Перенесите нас в будущее, мастер Карнсбик! – провозгласил его величество.
Брюкель подумал о том, выйдет ли из Орсо хороший король. Удастся ли ему хоть что-нибудь изменить. Это казалось маловероятным. Учитывая, какие фигуры выступали против. Крупнейшие из возможных. Валинт и Балк, разумеется. Только посмотреть на этого мерзавца Сульфура – он уже запустил в короля свои когти. Готовый разорвать его на части, как они разорвали на части его отца. Стервятники. Вечно кружат. Но таков уж этот мир. У Брюкеля были связаны руки. Его называли верховным судьей. Но он пал очень низко, а правосудия не существовало в принципе.
С невероятно напыщенным видом и самодовольной миной Карнсбик рубанул рукой по воздуху. Брюкель бросил еще один взгляд на королеву Терезу. Какая безмерная царственность! Он осмелился на едва заметную улыбку. Разумеется, она не могла ответить ему тем же. Прискорбная…
– …перенесет
Тереза хотела презрительно фыркнуть, но сдержалась. О каком будущем он говорит? То, которого она желала для себя, было давным-давно раздавлено. Да и как могли ее хрупкие мечтания выдержать тяжесть непомерных ожиданий ее отца, благодушного неведения ее мужа, дурацких предубеждений ее подданных, чудовищных угроз калеки Глокты?
Ей пришлось отослать Шалер. Даже сейчас Тереза ощущала подступающие слезы, вспоминая ее лицо, ее улыбку, тепло ее тела, то, как она пела, танцевала, целовалась. Тереза до сих пор хранила бутылочку с ее духами. Среди всего этого дешевого хлама, которым всегда окружают королеву, у нее была одна поистине драгоценная вещь. Было достаточно слабейшего запаха этих духов, чтобы все обрушилось на нее заново. Та безумная, романтичная девушка, которая была готова сражаться со всем миром за свою любовь, по-прежнему была заключена где-то в этом жестком, стареющем теле. Тереза ощутила боль от набегающих слез, но она приучила свои глаза не плакать. Она отослала свою любимую в безопасное место. Надо уметь находить утешение в маленьких вещах, когда ничего другого не остается. Почти пустая бутылочка из-под духов и несколько сладких воспоминаний.
Она глубоко вздохнула – и использовала силу вдоха, чтобы распрямиться еще жестче. Теперь она жила для того, чтобы поддерживать надежды Орсо. Быть его неколебимой опорой. Его неукротимым щитом против колких насмешек толпы. Она создала себя заново из камня и стали – несгибаемое, суровое, бесчувственное изваяние женщины – ради него.