По воздуху летели распечатанные ими памфлеты. Объяснения, утверждения, оправдания. Один из них упал возле ботинка Софи и сразу же начал намокать кровью с одного угла, пока весь не стал красным. Она год работала гувернанткой, прежде чем вышла замуж, поэтому очень придирчиво отнеслась к редактированию этого памфлета. Ей хотелось убедить людей. Показать им правду.
Кто-то пихнул ее, едва не уронив, – один из других сжигателей, которому не терпелось начать убивать. Разве не для этого они сюда пришли? Разве не этого она так долго желала? Убить их всех. Разорвать их на куски голыми руками. Зубами перегрызть им глотки. Теперь она не понимала, кто это – «они»? Кому был врагом этот маленький мальчик с трепещущим на ветру листком, прилипшим к лицу, и выпущенными кишками? Ее подташнивало.
Бреван был из тех людей, которые нравятся каждому с первой встречи. День, когда они поженились, был счастливейшим днем в ее жизни. Внезапно она стала особенной, после того как была ничем с самого дня рождения. Когда его повесили, оставив воронам клевать его тело над Вальбекской дорогой, для нее словно бы закатилось солнце. Ее окружил такой мрак, что она не могла шевельнуть пальцем. Судья дала ей цель в жизни. Разожгла огонь в потухших углях. Но теперь беспомощность снова нахлынула на нее.
– Пошли! – крикнул Гус, дернув ее за руку.
Его рывок почти сбил ее с ног. Она осталась стоять на коленях в грязи, а он понесся дальше. Дальше, вместе с остальными, как и он, охваченными жаждой крови, которая никогда не могла быть утолена.
Судья обещала ей, что после этого ей станет лучше. Что она будет очищена праведным огнем. Но Софи видела теперь, что лучше никогда не станет, и уж совершенно точно ее не ждет никакое очищение. Все, что она сделала, было повторением того, что было сделано с ней.
Она выронила свой меч. И не стала поднимать.
Сколько тел. Сколько раненых. Даже если бы она хотела им помочь, откуда начинать?
Бреван был таким хорошим человеком. Все любили его с момента первой встречи. Неужели он бы захотел вот этого?
Софи прикрыла ладонью рот.
Что она наделала?
Поднимаясь на ноги, без шляпы, которую сдуло с головы порывом, Карнсбик испытывал ужас – не за свою безопасность, но из-за того, что его могут счесть виновным. Или, по крайней мере, ответственным.
– Да что ж такое, – шептал он.
Бойня – там, где стояла толпа восторженных зрителей. Тела, разбросанные повсюду. Это был почти такой же ужас, как тогда, в Кризе. Даже хуже, потому что тогда он ни за что не отвечал. Тогда он ни в коей мере не мог быть сочтен виновным.
Среди инженеров и инвесторов было немало озлобленных неудачников, и он знал, что они наверняка смотрят на него с завистью и думают о том, как это должно быть чудесно – быть Карнсбиком. Они не имеют представления, какой это груз. Со времени его первой запатентованной передвижной кузницы, с каждым новым успехом бремя ожиданий становилось все тяжелее. На каждую изменяющую мир идею приходился миллион пустышек, и до того момента, когда они были тщательно исследованы и протестированы, отличить одно от другого оказывалось на удивление сложно. Собственно, именно для этого он и основал Солярное общество: как гигантский резонатор для своих менее удачных идей. Ну и еще потому, что он попросту не мог сказать «нет» Савин дан Глокте.
Кто-то схватил его за отвороты сюртука. Королева Тереза? Он попытался выдавить какое-то смехотворное извинение, но голос совсем его покинул. Все, что он смог, – это закрыть руками лицо, глядя на нее между пальцев, словно перепуганный ребенок, и снова пробормотать:
– Да что ж такое…
Поэтому, когда он увидел подходящих сжигателей, его первым чувством была невероятная волна облегчения. Есть кого обвинить! Нарушители порядка, злодеи, будто специально созданные для этой цели!
– Да что ж такое!
Бывает, что человек храбр в одних ситуациях, но слаб духом в других. Карнсбик мог бестрепетно шагать навстречу неизвестному и вызывать новые вещи к жизни. Мог выступить перед толпой в сотни человек – и заставить их поверить в себя. Мог, не дрогнув, принять на себя ответственность за миллионы марок. Но когда дело доходило до физической опасности, он всегда был безнадежным трусом. В такие минуты ему всегда ужасно не хватало Маджуда. Смелого, прижимистого Маджуда. Вообще, Карнсбику не хватало его каждый день, все эти десять прошедших лет. Но он сделал свой выбор; все, что теперь оставалось, – это жить с ним. Или, возможно, умереть с ним.
– Ваше величество, если позволите?
Этот человек, Сульфур. Отстранив короля, он с улыбкой шагнул навстречу дюжине хорошо вооруженных фанатиков, взбиравшихся по ступеням. На что он рассчитывал, черт возьми?