Несмотря на боли в животе, я часами носила доченьку на руках, постоянно разговаривала с ней, восхищаясь её нежным светлым ликом, тихонько пела ей колыбельные. Когда через месяц наступило долгожданное улучшение, к нам в бокс стали приходить врачи со всей больницы, как на экскурсию, чтобы посмотреть на ребёнка, который вроде бы был обречён; некоторые не скрывали своего удивления: надо же, выжил. Меня даже не коробил их цинизм, так я радовалась.
Был день, когда за стеной раздался плач. Какой-то ребёнок плакал громко и непрерывно, я не могла это спокойно слушать, посмотрела на дочь – она спала, и тогда я рискнула ненадолго оставить её. Заглянула в соседнюю палату – первый бокс пуст, медсестры нет, прошла по коридору во второй бокс. Там в прозрачной высокой кроватке лежал один малыш и заливался горьким плачем. Я взяла его на руки – он сразу замолчал и стал смотреть на меня. Пелёнки были мокрыми и холодными, но где взять чистые, я не знала, да и боялась, что меня накажут за самоуправство. В любую минуту могла вернуться медсестра и, конечно, стала бы ругаться. Но сразу положить этого бедного мальчика я не могла, так было его жалко. На кювете было написано его имя, теперь я не могу его вспомнить, что-то очень простое, типа Ваня Иванов. Мальчик был крохотный, лёгкий, личико узенькое. Я стала говорить ему что-то ласковое, и вы бы видели, как удивлённо-благодарно засветились его глаза, как он взглядом потянулся ко мне, этот махонький человечек, от которого отказалась мать.
В конце коридора послышались голоса медсестёр, значит, скоро к этому ребёнку должны прийти, перепеленать, накормить. Я положила его и вышла из палаты, вернулась в бокс, где лежала моя дочь. Меня душили слёзы. Было так жаль этого мальчика, что я решила: усыновлю его. Когда пришёл Володя, чтобы навестить нас, я сразу ему всё рассказала, но реакция мужа была совсем другой: он отказался, чужой ребёнок ему не был нужен. Наверное, это было разумное и правильное решение: мы были без средств, с больной дочерью на руках. Но я до сих пор жалею, что мы не усыновили этого младенца. Ему точно было бы лучше у нас, чем в детском доме.
И теперь, когда я вижу молодых людей возраста своей дочери, особенно неряшливо одетых, неухоженных, каких-то заброшенных, потерянных или развязных, наглых, крикливых, то вспоминаю этого Ваню и думаю: «Жив ли он? Какой он теперь?» – и чувствую свою вину перед ним, моим несостоявшимся сыном.
Но что-то я сильно отвлеклась, а ведь хотела рассказать, как мы переехали в другой город и у нас появился новый кот.
Вернёмся к нашим м-м-м мужчинам. Троица «Володя-Савва-Ринат» временно распалась, так как Володя и Ринат жили в Сургуте, а Савва остался прозябать в Тобольске. Потом наш папа Володя рассказал почти фантастическую историю воссоединения троицы.
Ринат в Сургуте жил в одной съёмной квартире, Володя – в другой. Когда им было скучно, они ходили друг к другу в гости, пили, болтали, сплетничали (этим в основном занимался Ринат), обсуждали местные новости, работу и коллег. В тот вечер сидели у Рината. Учебный год заканчивался, впереди лето, отпуск, можно расслабиться. Приятели хорошо выпили, закусили, добавили. Тут Ринат заплетающимся языком сказал: «Знаешь, что-то скучно без Саввы: даже поржать не над кем». Володя промычал: «А давай его сюда привезём». – «Давай!»
В квартире был телефон (это ещё была эпоха стационарных телефонов, до мобильных дело пока не дошло), и Ринат стал звонить в общежитие тобольского пединститута, где по-прежнему жил Савва. И ведь дозвонился, и Савву ему нашли и позвали к телефону. Пьяный Ринат что-то ему говорил, наверное, что без него они жить не могут, звал, смеялся. После этого наши доблестные рыцари мела и тряпки уснули как убитые.
Утром их разбудил звонок в дверь. Ринат еле продрал глаза, сонный подошёл к двери, открыл – перед ним стоял Савва…
Ринат не поверил своим глазам, стал трясти головой – видение не исчезало. Оно стояло в домашних тапочках, с чемоданом в одной руке и кактусом в другой. Чемодан не закрывался, поэтому был перевязан верёвкой, из щелей торчали рукава рубашки. «Как?! Ты здесь?! Ты же…» – еле проговорил изумлённый Ринат. Но Савва уже точно был здесь, радостный оттого, что друзья позвали его. За Ринатом топтался Володя, он еле сдерживался от гогота, так всё было смешно и нелепо.
Видение запустили в квартиру, стали щупать, расспрашивать. Ларчик открывался просто: едва услышав, что друзья ждут его, Савва покидал в чемодан свои вещи, взял любимый кактус и поехал на вокзал. Он успел на поезд, всю ночь ехал, а утром был уже в Сургуте. Адрес Рината он знал, люди подсказали, где эта улица, где этот дом. Теперь он сидел, как именинник, на кухне, где совсем недавно над ним смеялись и сыграли шутку, которая теперь обернулась почти что кошмаром.