Призрачный театр

– В этом нет необходимости, – ответила она, но, вытянув руку, положила ее прямо на стол. Елизавета стянула белую перчатку и, уронив ее на пол, накрыла руку Шэй своей ладонью.

Ее рука оказалась легкой и мягкой, как у ребенка. Вокруг них продолжала медленно создаваться магнетическая сфера; пристальные взгляды сквозь стекло множились в своих отражениях. Шэй перетасовывала карты, надеясь, что дрожь ее рук будет не слишком заметна.

– Задумайте интересующий вас вопрос, но не говорите его мне, – подумав, что ее слова прозвучали слишком повелительно, она добавила: – Ваше величество.

– Пожалуйста, снимите, – она протянула колоду королеве.

Королева сняла часть карт и, чуть помедлив, своевольно сняла карты еще раз.

– За закрытой дверью ты можешь называть меня Елизаветой. Даже не припомню, когда меня так называли в последний раз.

Шэй сомневалась, что сможет назвать королеву по имени, уж лучше вообще обойтись без него.

– Вы позволите мне действовать двумя руками?

Елизавета убрала руку, и Шэй, отсчитав карты, выложила три рубашками наверх.

– Я пришла сюда, Птичка, потому что о тебе высокого мнения Джон Ди. Хотя он полагал, что ты мальчик, поэтому я не уверена, что мне следует доверять его мнению. Он всегда сообщает мне о том, что может быть либо полезно, либо красиво и оригинально.

Шэй кивнула с неопределенным видом.

– Сам он, безусловно, не красив, так что, полагаю, что ему должно быть полезным. И Эвансу тоже. Какова же моя натура, дитя?

Шэй все еще раздумывала, что могло бы прозвучать менее оскорбительно, когда Елизавета продолжила:

– Гм, возможно, во мне сочетается польза и красота. А в тебе?

– Я стремлюсь к пользе. Но не уверена, что у меня получится. – Она перевернула первую карту. Стриж. Елизавета подняла бровь, и Шэй заметила, как растянулись морщинки макияжа в уголках ее глаз.

– Сама по себе эта карта ничего не значит, – пояснила она, – важна комбинация.

Она перевернула вторую карту: Сокол. Третьей оказалась Ласточка. Не так уж и плохо. Шэй уже начала волноваться, как найти подходящее королевское объяснение крапивнику или даже, не дай бог, воробью. Благодаря фантазии Трасселла, изображения Стрижа и Ласточки склонились к Соколу, а сам он, подобно стреле, стремился к земле, вытянув когти в предчувствии славной добычи.

– Успех и могущество. Ваше величество сочетает в себе оба качества. Живость и благодать. Поистине благоприятное сочетание.

На лице Елизаветы отразилась явная скука. Снаружи наблюдатели тянули шеи, заглядывая за спины друг друга, в стремлении увидеть карты.

– Прикрасы, прикрасы, прикрасы. Как ты думаешь, мне нужна лесть? Лесть для меня, что дерьмо для тебя. Я переступаю через кучи лести каждый день. Пора вспомнить о пользе.

– Стрижи и ласточки спят на лету, едят на лету и совокупляются на лету, – говоря о пользе, она покраснела, – умирают они тоже в полете, падая, как камни, на землю. У них бесполезные лапки и бесполезные когти. Они носятся на пределе сил, насыщая ненасытные рты. Опережая само солнце. Они видят лето до его начала и еще по свету чувствуют приближение ночи. Но их возглавляет Сокол. Мал, но суров и чистокровен, беззастенчив в смерти. Смертельно красив. Ужасен в смерти, – теперь Шэй говорила по наитию, в их учебных гадательных книгах таких описаний карт не встречалось.

– Уже лучше, – глаза Елизаветы словно облизывали ее языком, – однако все это еще только оригинальные сведения. Сделай их орудием, Птичка. Обостри их.

– Польза в быстроте и ожесточении, – эти слова вспыхнули в голове. – Спустите с привязи смерть, она не угомонится, пока не сгорит питающая ее добыча. Нанесите удар прежде, чем ваши враги увидят вас вооруженной. Не отдыхайте, не медлите, не ждите советов.

Елизавета рассмеялась, и создалось впечатление, что в стеклянном гнезде появился другой человек – более молодой и беспечный.

– Значит, советы мне не нужны. О, как бы им это понравилось! Как много людей, по-твоему, обсуждают мои решения? Более того, меняют их. Как думаешь, сколько придворных прозябают в словопрениях, дабы принять мои решения? – Она сама вдруг задумалась над этим вопросом, словно его задала ей Шэй. – Может быть, сотня? Полсотни, по меньшей мере. Полсотни решают, каково будет меню на ужин или какие драгоценности стоит выбрать на бал. Сотня обсуждает любые более важные дела. Вот и попробуй «не ждать советов».

Шэй бросило в дрожь. Сидя перед ней в мехах и драгоценностях, Елизавета являлась воплощением смерти. Шэй копнула глубже, вызвав в памяти мать. Ее могущество. И вдруг всплыли материнские слова, небрежно брошенные десять лет назад.

– Я всего лишь флюгер. Вы сами должны понять, на что я вам показываю.

Тогда наступила самая длинная молчаливая пауза. Наконец взгляд Елизаветы смягчился, и вскоре она снова взяла Шэй за руку.

– Я поняла. Все ясно. Не стоило ожидать, что ты вручишь мне топор и покажешь преступные шеи. – Она рассмеялась искренним, как на застольях в таверне, смехом. – Спасибо тебе, флюгер.