Он часами смотрел на портрет и вспоминал. Всё это было давно, так давно, что и припомнить уже невозможно, когда это было. Их полк квартировал тогда в далёком, затерянном в степях, маленьком уездном городке, названия которого он и вспомнить уже не мог, где текла скучная, не богатая какими-либо событиями жизнь, однообразная и монотонная. Прибытие драгунского полка в этот затерянный мир вызвало немалое оживление, особенно среди прекрасной половины его скудного населения, безмерно тоскующей о тех прелестях жизни, которых лишены были местные кокетки ввиду удалённости от больших городов, где кипела, бурлила и опьяняла и совсем ещё юных, и зрелых дам разнообразная светская жизнь. Прибытие молодых, красивых, хорошо сложенных офицеров, несомненно, мужественных и привлекательных, сулила им разнообразные развлечения, которые свелись в конечном счёте к частым балам, светским приёмам и многочисленным кутежам. Григорий, в те времена красивый, стройный, имевший хорошую выправку и, безусловно, соблазнительный молодой человек, пользовался несомненным успехом среди истосковавшихся по мужскому обществу дам. Он, как впрочем и остальные драгунские офицеры, отчаянно ухлёстывал за каждой, независимо от возраста и красоты, которая хоть легкой обнадёживающей улыбкой отвечала на его нахальный, откровенно проникающий сквозь роскошные наряды взгляд.
Его товарищ по полку, Александр Альбенин, на одном из таких балов отчаянно увлёкся молодой смазливой блондинкой, не уделявшей Григорию Томскому того внимания, которым одарила она его более удачливого соперника. Самолюбие Григория было задето, и он решил во что бы то ни стало завладеть ею, отбив её у Альбенина. Он приглашал эту блондинку на каждый танец, несмотря на то, что она уже обещала этот танец другим, однажды он просто выхватил её у Альбенина из-под руки, закружив в неистовом вальсе. Но никакие ухищрения не помогли, блондинка не обращала на Григория никакого внимания. Тогда он, удручённый своим поражением на поле любовных баталий, принялся в кругу своих собутыльников отпускать грязные пошлые шуточки по поводу Александра и его юной поклонницы. Товарищи Григория, не обладавшие высокой моралью и нравственностью, откровенно смеялись его пошлым и заезженным шуткам, всё более и более разогревая его. Шутки эти не отличались оригинальностью и воспринимались естественно в армейских кругах того времени, но Альбенина поведение Григория явно задело, он вдруг, оставив свою партнёршу посреди мазурки, подошёл вплотную к Томскому, резко бросив в лицо ему обвинение в пошлости и бестактности, он потребовал извиниться перед ним и перед его дамой, но Григорий только рассмеялся ему в ответ. Раздался звонкий всплеск пощёчины, и даже музыка стихла, все замерли в немом ожидании. Такого оскорбления Томский вынести не мог, он, картинно бросив перчатку к ногам Александра, вызвал его на дуэль.
— Стреляемся завтра в дубовой роще на шести шагах! — крикнул он. — Надеюсь здесь найдутся двое достойных офицеров, в качестве моих секундантов!
Секунданты, естественно, нашлись, нашлись и те, кто высказал желание стать секундантами Альбенина. Один из секундантов Александра, прапорщик Репнин, обладал несомненными художественными способностями, он повсюду таскал за собой мольберт и рисовал, у него великолепно выходили пейзажи, он написал портреты почти всех местных красавиц и офицеров полка, каждый, кто видел его работы, находил их превосходными. Вероятно, он мог бы стать знаменитым живописцем, если бы тяга к кутежам и азарту военных баталий не превосходила его тяги к живописи. На место поединка он также принёс мольберт, пообещав увековечить на полотне это весьма знаменательное в серой полковой жизни событие. Все отнеслись к его поступку с должным чувством юмора, поскольку смерть одного из участников этой совершенно бессмысленной дуэли, в сущности, никого бы не огорчила.
Секунданты отмерили оговоренную дистанцию, воткнули в землю сабли в качестве барьеров, зарядили, проверили оружие и предложили пистолеты дуэлянтам на выбор, Григорий взял пистолет из руки Репнина, а Альбенин из руки секунданта Григория, они разошлись и по команде начали сходиться, медленно поднимая пистолеты. Григорий, подойдя к барьеру, прицелился в грудь Альбенина и нажал на курок первым, но выстрела не последовало. Пистолет дал осечку. Кремниевые затворы пистолетов, применяемых на поединках того времени, были далеки от совершенства и нередко давали осечки. Однако, по правилам дуэлей, осечка засчитывалась, как выстрел, и второй попытки не предоставлялось. Теперь очередь стрелять была за Александром, он прицелился прямо в сердце Григорию и выбрал свободный ход курка, это означало, что за малейшим движением его пальца мог последовать выстрел. Томский понимал, у второго пистолета осечки не будет, а промахнуться на шести шагах просто невозможно, да и Альбенин слыл в полку отличным стрелком.