— Эй, это одна из лучших работ, которые я создавала, — беззлобно запротестовала Уиллоу. — Портрет Селены положил начало моей карьере.
— Я была на одной из твоих выставок, — сказала Миа, которая до этого момента не произнесла почти ни слова, что странно, ведь обычно она без труда поддерживала разговор. — В Лондоне. Три года назад. Потрясающе. Ты невероятно талантлива.
Уиллоу просияла:
— Спасибо. Я бы с удовольствием нарисовала тебя, если ты не против. Знаю, я не из тех, кто любит поговорить, но у тебя необычный цвет волос. И невероятная кожа. Ты отлично смотрелась бы в пастельных тонах. Что думаешь?
Миа не знала, что и думать. С широко распахнутыми глазами и порозовевшими щеками, она, казалось, онемела. Она открыла рот. Затем закрыла. Когда ей все-таки удалось сформулировать ответ, она произнесла неожиданно дрожащее: «Не знаю, что сказать».
— Скажи «да», — подсказала Уиллоу.
Миа моргнула. Затем кивнула.
— Хорошо, я согласна.
— Отлично! Возможно, ты сможешь уговорить позировать и Зандера. Его фигура и эта улыбка… Восхитительный намек на порочность… Я годами пыталась уговорить его позировать мне, но безуспешно.
При мысли об этом Зандера пробрала дрожь.
— Мне предстоит управлять глобальной компанией стоимостью в несколько миллиардов евро, — напомнил он, скрывая ужас за растерянной улыбкой. — Жаль тебя разочаровывать, но свободное время у меня ограничено.
— Когда-нибудь у меня получится.
Нет, у нее не получится. Потому что Уиллоу нравилось показывать глубину своих героев, открывать скрытые стороны их личности. Очевидно, это придавало ее работам определенную глубину и яркость. Но если она начнет копаться в его душе, то не найдет ничего светлого, хорошего, только чувство никчемности, которое таилось внутри и не предназначалось для публики.
— Выдохни.
К его облегчению, разговор перешел на другие, менее неприятные темы, но почему-то он не мог перестать думать об улыбке Миа, когда она согласилась позировать для его невестки. Что-то в этом показалось ему важным. Он не мог понять, что именно.
Весь вечер, пока они ели и пили, он продолжал размышлять над этой головоломкой и следил за ней издалека. Сначала она предпочитала наблюдать за происходящим, а не участвовать в нем. Но постепенно, казалось, расслабилась, и баланс сместился в другую сторону. Вскоре она и его братья и сестры болтали так, словно знали друг друга годы, а не часы.
Зандер отмалчивался, предпочитая слушать других и наблюдать. Аттикус и Зои недавно посетили ресторан, в котором гостей обслуживают в темноте, что вызвало дискуссию о важности чувств при приготовлении пищи и различных хитростях. Санти покупал остров у побережья Бразилии. Миа мечтала отдохнуть в Лапландии, чтобы увидеть северное сияние.
Сгорая от зависти, он отчаянно пытался понять, как ей это удается. Миа сияла, не только потому, что на ней было платье с золотой бахромой, — сияние исходило изнутри. Она уловила настрой компании и без труда влилась в нее, блистая и вызывая всеобщую симпатию и восхищение.
Когда подали кофе и шоколад, на Зандера снизошло озарение. Он точно знал, что увидел в этой улыбке.
Это то, о чем Миа всегда мечтала, внезапно осознал он, ошеломленный тем, что не понял этого раньше. Желание быть частью семьи. Чувствовать сопричастность. И хотя он никогда не смог бы предложить Миа ту любовь, которую она хотела, поскольку питал отвращение к эмоциям, особенно сентиментального характера, и просто был не способен на это в любом случае, в его силах было дать ей ощущение причастности к большой семье.
«Свадьба уже не кажется такой невозможной, как прошлой ночью», — подумал он с чувством удовлетворения. Обеспечение его положения на случай, если, в отличие от его братьев и сестер, она осознает отсутствие у него глубины и эгоизм, воспротивится этому и решит, что с нее хватит, снова заняло первое место. Потому что теперь, после нескольких дней размышлений о том, что, черт возьми, он будет с этим делать, у него нашелся нужный рычаг.
Какой потрясающий вечер, размышляла Миа, сбрасывая туфли в квартире и направляясь вслед за Зандером на кухню. Подумать только, как она нервничала! Его заявление о том, что они идут на семейный ужин, прозвучало совершенно неожиданно, без предупреждения, но у нее не было времени запаниковать из-за того, как все эти прекрасные люди воспримут новость о ее беременности, потому что, к ее изумлению и облегчению, ее окутало тепло, и все опасения просто исчезли.
Не было ни лукавых комментариев, ни осуждения, только симпатия и поддержка. Она не видела этих людей раньше — они вращались в совершенно разных кругах, — но это ни на йоту не уменьшило их эмпатии, принятия ее и их будущего племянника или племянницы. Поначалу Миа была так удивлена, что едва могла говорить.
Но, по крайней мере, она не попала в ловушку, думая, что все это реально. Каждый раз, когда она ловила себя на том, что погружается в маленькие опасные грезы наяву, в которых они одна большая счастливая семья, Миа вспоминала, как Зандер категорично заявил Талии, что они не пара, и возвращалась в нужное русло.