Приют

– Можно и короче. Ты меня знаешь. Если бы все ограничилось сопливыми поцелуйчиками и свиданиями под луной, Никита до сих пор был бы жив. Но у меня были доказательства, что они… Ну в общем, – слова давались отцу тяжело, словно он выплевывал комья стекловаты, – они несколько раз… были вместе. Спали, короче.

Вован молчал, и батяня продолжил:

– В 1992 году мы поехали с Никитой на охоту. В этот раз он долго отказывался, может, что-то заподозрил, не знаю. Но все же мне удалось его убедить. Хотел ли я убить его? Не знаю, вряд ли, ведь тогда я все еще считал его своим лучшим другом. Во всяком случае, разговор так или иначе на эту тему должен был состояться. Но все получилось совсем по-другому.

Он снова запрокинул бутылку. Бульк-бульк. Гене было видно, как эстафету у отца принял Вован. Бульк-бульк.

– Он понял это на следующий день. Я выхожу из хижины, он вслед за мной. В руках у него ружье. Идет за мной. Я снимаю свое ружье с плеча и поворачиваюсь к нему лицом.

«Кажется, Никита, нам нужно кое-что обсудить», – говорю я. Я видел, как тряслись его руки, когда он заряжал ружье, даже выронил патрон.

«На хрен, – говорит он. – Я знаю, что ты думаешь».

«И что же?» – Мне было интересно, что этот сукин сын скажет. Вован, черт меня дери, ты не поверишь! Этот мудак смотрит на меня, и выдает:

«Борис, ты САМ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ».

Чтоб я сдох! Он спит с моей женой, а потом заявляет, что это я во всем виноват!

«Я так не думаю, – говорю я спокойно, хотя внутри у меня все кипело. – И кстати, не кажется ли тебе, что мои отношения с женой не твоего ума дело?»

Он затрясся еще больше, как паралитик, и вдруг вскидывает ружье.

«Ну все, Боря, – говорит он. – С меня довольно!»

Я тоже направляю на него свое ружье и говорю:

«Оно того стоило, Никита?»

Глаза его выпучиваются, и он начинает пятиться.

«Ну же, Никита, давай, – говорю я, приближаясь к нему. – Кто кого?»

Он верещит:

«Стой, Боря! Сделаешь еще один шаг – и я стреляю!»

«Стреляй, – ласково так я ему говорю. – Лучше бы ты сразу убил меня. По крайней мере, это было бы по-мужски».

Он делает еще шаг назад, спотыкается и падает на землю, роняя ружье.

«О-о-о-о, Боря, черт возьми!» – заорал он.

– И что это было? – глухо спросил Вован.

– Медвежий капкан. Он защелкнулся на его запястье и почти полностью перебил кость, – сказал отец. – Капкан был на цепи, которая намертво прибита скобой к сосне.

– А дальше?

– Он орал как резаный, словно ему тупым ножом отпиливают яйца. «Перестань ныть, Никита, – сказал я ему. – Будь хотя бы сейчас мужчиной». Но он только визжал и брызгал кровью, как водой из поливочного шланга. «Боря, она сама затащила меня к себе! – вопил он, и мне стало противно. – Сними с меня эту штуку, умоляю!» Признаюсь, у меня была мысль разнести ему картечью башку, но капкан изменил мои планы. Я указал на нож, висевший у него на поясе:

«Ты знаешь, как волки освобождаются от капканов. А твой нож острее волчьих зубов. Если у тебя хватит мужества, ты останешься в живых. А я отправляюсь домой».

Услышав это, Никита застыл и даже на некоторое время заткнул свой поганый рот.

Отец замолчал, на этот раз надолго. Гена боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя неосторожным движением. Если батяня узнает, что он все слышал, ему несдобровать.

– Разве капкан нельзя было разжать? – спросил Вован.

– В общем, можно, – сказал отец. – Но это был медвежий капкан, и открыть его руками очень непросто.

– Что было потом? – тихо спросил Вован.

Отец допил остатки водки и забросил бутылку в кусты.

– А потом я уехал домой и хорошенько выпорол твою мать, Вован. После этого я пошел в милицию и сказал, что во время охоты мы с Никитой потерялись. Его нашли через два дня, и шакалы успели хорошо над ним поработать. Он так и не воспользовался своим ножом… Не знаю, поверили ли мне в ментовке, но лично мне плевать. По крайней мере, я на свободе. Ну, что молчишь? – Он толкнул Вована. – Или на моем месте ты бы поступил по-другому?

Вован ничего не ответил.

– Эх, – качнулась тень от головы. – Зря я тебе это рассказал… Во всяком случае, ты теперь все знаешь. Поэтому-то я и не выдрал Генку. И я знаю, каково врать ментам…

– Все нормально, пап, – озлобленно огрызнулся юноша, и Гена удивился словам брата, так как последний раз он обращался к отцу «папа» в трехлетнем возрасте.

– Но с Генкой я все-таки поговорю. Когда мы вернемся…

– Тише, – брат предостерегающе поднял руку. – В лесу кто-то есть!

– Какой-нибудь енот, – осоловелым голосом сказал отец.

– Нет, не енот. – Вован тоже встал. – Я не могу разглядеть, что это…

Теперь уже и Гена слышал доносящийся из чащи хруст веток. Кто-то медленно приближался к костру.

Внезапно повеяло холодом, и у Гены промелькнула диковатая мысль: «Это дядя Никита. Вернулся из леса, обглоданный койотами, с бряцающим капканом на руке. Вернулся за отцом…»

– Ну-ка, Вован, принеси ружье, – приглушенно сказал папаша, когда шаги раздались совсем рядом.

48