Приют

Рута вернулась на кухню и чуть ли не швырнула чашку на стол, расплескав больше половины клейкой массы.

– Ну-ну, расслабься, – с понимающим видом сказал Ярик, выскребая из миски остатки каши. Митрич ел молча, изредка бросая на брата многозначительные взгляды.

– Это какие-то полные кретины. Как семейка Адамсов, – устало сказала Рута.

– У каждого свои недостатки, – рассудительно изрек Ярик.

– Я не буду следить за этим засранцем, Ярик, – твердо сказала Рута. – Если она хочет, пусть забирает его с собой.

– Нет. Олег останется здесь, – тоном, не терпящим возражений, ответил Ярик.

Вернулась Дина и уселась за стол с деревянным выражением лица.

– Кто-нибудь хочет добавки? – бесцветным голосом произнесла она, снимая с плеча невидимые волоски. Она вела себя спокойно, но от Ярика не ускользнуло, что женщину всю трясет от ярости. – Наелись? – Она с явной неприязнью смотрела на Ярика, и он это увидел.

– Я бы выпил компота, Дина. Яблочного, – сказал он невозмутимо. Юноша расстегнул ремень и блаженно развалился на заскрипевшем стуле. – Кисель, конечно, дело хорошее, но от него у меня уже вся задница слиплась, – добавил он. – У тебя ведь есть яблочный компот, Дина?

Женщина кивнула, ее покрытые цыпками пальцы сжались в бессильной злобе. Она стала подниматься из-за стола, но Ярик ее остановил:

– Нет, Рута сходит в подвал. Дай ключи.

– Он открыт, – разлепила губы Дина.

– Отлично. Где находится компот?

Дина объяснила.

– Я не пойду в подвал, – сказала Рута. – Там темно, крысы… Чего это тебе приперло?

– Я схожу, – неожиданно сказал Митрич. – Не хватало устроить драку из-за компота.

– Ярик, что на тебя нашло? – Рута с удивлением смотрела на юношу.

– Потому что я хочу компота, – с каким-то сумасшедшим упрямством сказал Ярик, не сводя глаз с Дины.

Митрич осторожно спустился с крыльца и обошел дом. Про себя он подумал, что это чертовски неудобно, когда в подвал можно попасть только снаружи. Дверь действительно была открыта, и юноша, нагнувшись, протиснулся внутрь. В подвале горел слабый свет, слышался мерный рокот генератора, где-то сзади капала вода. Справа и слева по периметру располагались полки. Дина сказала, что компот где-то слева… Под ногами валялись какие-то доски, обрезки ржавых металлических труб, размокшие от сырости картонные коробки. Стараясь не споткнуться об эту груду хлама, Митрич на ощупь двинулся вперед. Скоро перед ним возникло нечто вроде комода или верстака, в потемках не разобрать. Наконец его рука наткнулась на холодный гладкий бок стеклянной банки. Их было штук десять, пузатых и темных от пыли.

Света от тусклой лампочки было достаточно, чтобы на третьей банке он разобрал криво приклеенный пластырь с надписью «Ябл». Испачкавшись в пыли и паутине, он снял банку с полки и уже собирался выбираться из подвала, как до его ушей донесся шорох.

«Крысы», – подумал Митрич, прижимая к себе банку. Раздавшийся затем слабый писк подтвердил его догадку. Он сделал шаг вперед и вдруг замер – откуда-то из-за угла послышалось тихое хихиканье.

«Снова галлюцинации! – была первая мысль Митрича, и он моментально покрылся ледяным потом. – Господи, неужели все повторяется?»

Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить хоть одну молитву из Библии. Хихиканье повторилось уже громче.

Олег!

Затаив дыхание, Митрич обошел комод. Вторая половина подвала освещалась немного лучше, и он увидел Олега. В руках у мальчика были его любимые стрелы. С губ Митрича уже был готов сорваться гневный вопрос, что он делает в подвале, но слова застряли у него в горле. Он просто стоял и молча наблюдал за ребенком, который сидел на корточках перед какой-то копошащейся темно-серой массой. Олег находился прямо под лампой, и это позволило Митричу хорошо видеть происходящее, о чем он потом неоднократно сожалел.

Копошащейся массой была огромная крыса. Она производила на свет потомство – пять или шесть склизких существ розоватого цвета. Всхлипывая и хихикая одновременно, Олег протянул одну из своих стрел и проткнул брюхо крысы. Пронзительный писк извивающейся твари, казалось, зазвенел у Митрича прямо в мозгу. Олег хихикнул и принялся нашпиговывать крысу своими стрелами, вскрикивая от удовольствия, когда бедный грызун визжал особенно громко. Митрич облизал шершавые губы. Он не мог пошевелиться, хотя рассудок его отчаянно кричал, призывая немедленно вмешаться и остановить этот ужас. Он продолжал неподвижно стоять, прижимая к груди прохладную банку с надписью «Ябл».

Наконец крыса сдохла, и наступила тишина. Ее нарушало лишь слабое попискивание детенышей и вода, капающая где-то позади Митрича: кап… кап… кап…

Олег отшвырнул истыканный стрелами труп крысы в угол. Неожиданно мальчик замер, к чему-то прислушиваясь, затем завертел головой, словно проверяя, нет ли поблизости свидетелей его увлекательного занятия. Успокоившись, он выудил одного из новорожденных крысят. Беззащитный детеныш вяло извивался, напоминая большую мокрую пиявку.

Олег снова как-то странно хныкнул, будто у него болел живот, и вдруг впился зубами в грязно-розовое тельце. Пережевывая кусок еще живого детеныша, Олег поперхнулся и зашелся кашлем.