Приговор приведен в исполнение...

Ранее газета уведомила читателей о том, что при описи имущества Мельниковых присутствовал «сам Цируль, начальник уголовно-розыскной службы города Пригодинский, понятые и агенты уголовного розыска». Официально сообщалось также и о том, что «уголовный розыск напал на след преступников и ведет их усиленное преследование».

Последнее сообщение не было пустым сотрясением воздуха: назревала большая, сложная операция.

...Пост скрытого наблюдения еще ранее сообщил о том, что на рассвете (вечером произошла трагедия на Пушкинской, 37) двое неизвестных привезли на извозчике и занесли в дом Муфельдт красивое полукресло с мягким сиденьем. Хозяйка дома, видимо, ждала приехавших, поскольку сразу же открылась парадная дверь. Оба неизвестных тут же вышли и уехали на том же извозчике.

Узнав об этом, Цируль позвонил в госпиталь комиссару Иванову.

— Привет, Иван Ефимыч! Как дела? Поддаются болящие твоей пламенной агитации и пропаганде?

— Отличный народ, — отреагировал на шутку Иванов. — Особенно лежачие. Им хоть три часа лекцию читай — слушают аки апостола. Однако с чем пожаловал? Так просто ты не позвонишь. Небось, обнаружил среди моих дистрофиков страшного разбойника?

— Вот и не угадал. У тебя работает медсестра Кручинина. Недавно на нее напали хулиганы. Передай ей, пожалуйста, пусть сразу же после работы подойдет для опознания негодяев. Мы их, кажется, задержали.

— Как понимать — кажется?

— Может, не тех задержали.

— Понятно, — пошутил Иванов. — Невинные люди томятся в ваших темницах. Ироды!

— Ладно, — добродушно засмеялся Цируль. — Отомстил сторицей. Однако дело есть дело. Не забудь передать Кручининой: пусть придет для опознания хулиганов.

— Какой разговор. Обязательно передам. Ну, бывай!

Вызов для «опознания хулиганов» был условным зна́ком.

Вечером Мария заглянула к Муфельдт. Та была в шапочке с траурным флером.

— Заходи, Мари. Не успела раздеться, — она сняла шапочку, платье, накинула на себя стеганый халатик розового шелка. — Только что с похорон. Убили моего дальнего родственника со стороны мужа, генерала Мельникова и его жену. Опять грабеж! Бог его знает, что делается в городе.

— Ой!.. — в испуге воскликнула Кручинина.

— Вот тебе и ой. А профессора Когена хлопнули, ты, конечно, знаешь об этом?.. Звезду на лбу вырезали, уши отрезали! Чекисты работают. Точно. А на бандитов сваливают. Впрочем, Когену так и надо, иерусалимский дворянин. Но Мельниковы!.. Огромное богатство теперь попало в руки к комиссарам. Потому и убили.

У Марии чуть не сорвались с языка гневные слова. Она хорошо помнит обед с Аракеловым, как они «роскошествовали» над овсяной кашей на кунжутном масле. Гадина!

— Ты что... Что смотришь на меня такими глазами?.. — подозрительно спросила Муфельдт.

— И-и-испугалась.

— А!.. И хорошо, что пришла. Я что-то устала. Приберись немного в доме. Пыль сотри, цветы полей. Ты теперь, правда, не домработница и не прачка. Гордая стала.

— Нет, зачем же, я приберусь. Затем и пришла.

— Тогда займись делом, а я немного вздремну.

Мария принялась вытирать пыль с мебели. После столовой зашла в спальню, где на широченной кровати под шелковым балдахином нежилась Елизавета Эрнестовна. Кручинина занялась трельяжем — и вдруг сердце подкатило к горлу: она увидела возле жардиньерки мягкое полукресло с гнутыми ножками. Голубая узорчатая обивка на сиденье и спинке. Когда Мария подрабатывала прачкой у Мельниковых, не раз видела это полукресло. Его невозможно спутать ни с каким другим!

Муфельдт, оказывается, не спала.

— Ты что так побледнела, Мари? — Елизавета Эрнестовна приподнялась на кровати.

Мария не знала, что ответить. Не находила повода. Как объяснить?

— Голодная, наверно? — усмехнулась Муфельдт. — Так бы сразу и сказала. Приберешься — пообедаем. Только приберись как следует.

Кручинина провела в доме кровавой убийцы, может, самые тяжелые часы в своей жизни. Она автоматически стирала пыль с мебели, с многочисленных статуэток, с хрусталя... Что-то машинально готовила на плите. А в голове истерично билась мысль: «Это убийца. Ты улыбаешься убийце!..»

Господи! Дай мне сил сдержаться, выдержать роль до конца!

Наконец пытка кончилась. Мария, едва добравшись до общежития, в изнеможении упала на узкую койку. Физически и духовно она была совершенно разбита. Но сон не шел. Лишь под утро она забылась тревожным сном, заполненным кошмарами...

Узнав о результатах «уборки» в особняке Муфельдт, Цируль потер руки, что было у него признаком закипающей энергии.

Он обвел усмешистыми глазами Аракелова, Пригодинского, Лугина, Крошкова.

— Ну-с, как там в опере товарищ Ленский поет?.. «Начнем, пожалуй!»

За окном стоял мороз. Зима пришла необычная для Ташкента — снежная. Окна разрисовали морозные узоры.

— Вот удивится Осипов! — воскликнул Аракелов. — Ничего себе гражданскую жену подыскал. Как бы ему не загреметь со всех постов.

— Погоди, не спеши, торопыга! — замахал руками Цируль. — Цыплят по осени считают. А вообще-то дела у Кости, кажется, попахивают керосином. Однако — к делу. Все по местам. Пригласите ко мне срочно начальника Управления охраны старого города товарища Бабаджанова.