Приговор приведен в исполнение...

— Я вижу у вас в руках книгу, которую давал на прочтение. Называется она довольно странно — «Блатная музыка». — Я взял из его рук объемистый том, прочитал выходные данные: — «С. Петербург. 1908 год. Департамент полиции. Статский советник Трахтенберг Владимир Антонович».

— Не понимаю, — удивился Зинкин. — Вы действительно дали мне это, с позволения сказать, «сочинение», и я не могу уразуметь, зачем вы это сделали. Огромный свод блатных словечек и выражений. Издевательство над русским языком. По-моему — возмутительное сочинение.

— Не скажите, Михаил Максимыч, не скажите. Трахтенберг работал в Восьмом делопроизводстве Департамента полиции, ведавшем уголовным сыском. Возглавлял же Восьмое делопроизводство полковник Григорьев. Он-то и подал идею. Трахтенберг вовсе не является автором этого опуса. Он всего-навсего собрал ораву уголовников и заставил их написать на бумаге жаргонные слова.

— Но с какой целью это было сделано? — не унимался Зинкин.

— Законный вопрос. Разумеется, следственные работники должны быть знакомы с «языком» уголовников. В этом смысле работа Трахтенберга заслуживает внимания. Однако Департамент полиции преследовал и другую, гнусную, я бы сказал, цель — стремление отвлечь людей, особенно молодежь, от политических исканий. «Блатная музыка» была выпущена огромным тиражом. Молодые люди по неопытности стали увлекаться «ядреными» блатными словами, а многие, сами того не замечая, оказались в сфере блатного мира. Невероятно, но факт: полиция, борясь с «крамолой», шла даже на то, чтобы умножалось число уголовников. Между прочим, «Блатную музыку» прочитал сам Николай II. И он отозвался об этой «музыке» коротко и ясно: «Полезное начинание».

— Не может быть! — поразился Зинкин.

— Тем не менее это так. Выпускались и многие другие книжки с целью отвлечь молодежь от политической борьбы. Переиздали полумиллионным тиражом роман Крестовского «Петербургские трущобы», наводнили книжный рынок порнографическими книжонками, бульварщиной. И справедливости ради надо сказать, что в этом деле власть предержащая изрядно преуспела. Только в предвоенном году в России было совершено столько умышленных убийств, что просто страшно подумать! Разбои, грабежи, кражи со взломом исчислялись шестизначными цифрами. Даже на Западе российская «уголовная цифирь» поражала воображение, хотя и там царил разгул уголовщины.

— Ну, а правительство? — взволнованно спросил Зинкин. — Какие меры оно принимало?.. Да и царь!.. Так вот спокойно взирал?

— Правительство боролось главным образом с «крамолой». А царь, прочитав доклад о состоянии преступности в империи, соизволил лишь собственноручно начертать: «Строго посещает нас господь бог!»

Я, как говорится, вошел в раж. Вытащил специальный альбом с вырезками из газет и журналов. Стал читать наугад.

— Вот послушайте, Михаил Максимыч... Сообщения «Туркестанских ведомостей...» «Из Одессы сообщают. Задержана шайка аферистов из восьми человек. Получили в банках разных городов по фальшивым документам около миллиона рублей»... «Петроградским сыскным отделением арестован авантюрист Туманов, он же Церетели-Эристов, ранее проживавший в Варшаве под именем персидского принца Шах-Рух Дираб Мирзы. В банках столицы получил обманным путем полмиллиона рублей»... А не угодно ли, совсем уж из ряда вон... «В Харькове ограблен банк Общества взаимного кредита. Громилы забрали два с половиной миллиона рублей».

— Помилосердствуйте, Алексансаныч! — не то в шутку, не то всерьез взмолился Зинкин. — Столько преступлений — и все на мою голову. Дайте дух перевести.

— А, думаете, в Ташкенте было лучше?.. Ошибаетесь. Здесь тоже существовал уголовно-полицейский альянс. Ну, а во времена керенщины уголовники совершенно распоясались. Бывший начальник ташкентской тюрьмы подполковник Олевинский признался на допросе, что лично выпустил на свободу с мая 1917 года 700 уголовников!.. Вот взгляните, Михаил Максимыч, на эти вырезки из газет... «Вооруженный налет на отделение Русско-Китайского банка в Бухаре»... «Ограбление кассира Ташкентского областного казначейства Леонтьева!», «Ограбление торгово-промышленной конторы «Нобель» в Ташкенте»... «Подкоп под денежную кладовую в Ташкентском банке против Константиновского сквера»... А сколько аналогичных преступлений произошло в Асхабаде, Самарканде, Маргелане, Коканде, Скобелеве, Верном, Пишпеке!..

— Но преступников хоть ловили? — взволнованно спросил Зинкин.

— Иногда и ловили. Но затем наступали странные обстоятельства. «Вдруг» грабители совершали побег, «вдруг» при задержании главарь шайки оказывался убитым, а о том, куда девались два миллиона, похищенные из банка, «никто, кроме главаря, не ведал»... Вы, надеюсь, Михаил Максимович, понимаете, что такие весьма странные «вдруг» не лучшим образом характеризуют полицейских чинов?

— Да они, попросту говоря, были в стачке с крупными грабителями! — возмущенно воскликнул Зинкин, нервно подергивая коротенькими, чуть тронутыми сединой усиками.

— Пожалуй, что и так. Во всяком случае преступники чувствовали себя в Туркестане привольно. Не хотите ли еще...