Приговор приведен в исполнение...

Генерал от волнения судорожно открыл и закрыл рот, крякнул. «Околдовали они вас, Сансаныч!.. А расправа над генералом Коровиченко! А арест полковника Зайцева... А арест почтенного негоцианта Потеляхова?! Это же страшно подумать, что творится!»— «Позвольте не согласиться с вами, генерал, — отвечаю. — Коровиченко сам виноват. Стал орать на солдат, оскорблять, угрожать. А солдаты его ненавидели. Вот и приключилась беда. Чекисты тут ни при чем. И розыскники тоже. Тогда этих органов и не существовало вовсе. Арест полковника Зайцева закономерен. Он пытался поднять казаков на восстание. За такое карают во всех цивилизованных государствах. Причем карают сурово. А Зайцева чекисты просто держат в заключении. Что касается Потеляхова, то этот богач собрал для Мустафы Чокаева и его «Кокандской автономии» пять миллионов золотых рублей. Что бы с вами, генерал, сделали, если бы, допустим, царская охранка узнала, что вы собрали для большевистской партийной кассы ну хотя бы тысяч сто, а?»

Фон Кох побледнел. «Да вы в своем уме, милейший...» — «Успокойтесь, генерал, — смешно мне стало, на него глядя. — Просто пример привел для наглядности. Ну не вы, не вы собрали деньги для большевиков. Допустим, я собрал сто тысяч...» — «Как вам не совестно!..»

Совершенно потерял фон Кох чувство юмора и, пожалуй, даже здравый смысл.

«Выслушайте меня, — говорю. — За такие штучки меня бы отдали под суд и сослали на каторгу куда-нибудь на Кару, не так ли?... Вот видите! А чекисты, допросив Потеляхова, просто погрозили ему пальчиком и выпустили с миром». — «Как, Потеляхов на свободе? — изумился фон Кох. — А я не знал!» — «Министры Временного правительства, посаженные было в Петропавловку, тоже на свободе... И об этом не ведаете? Значит, у вас односторонняя информация, генерал».

Фон Кох, изумленный, долго хлопал белесыми ресницами. И вдруг ни с того ни с сего взорвался: «Генерал!.. Генерал!! Какой я вам генерал?.. Вот теперь каким я корпусом командую! — он похлопал по футляру с виолончелью. — Не генерал я теперь, а кабацкий лабух. Играю в «Регине» всякую ерундовину... «Прощание славянки», «На сопках Маньчжурии», «Танец Апаша», «Ваши пальцы пахнут ладаном...»

Он бы еще долго перечислял свой ресторанный репертуар, но я отвлек его от этого занятия, заметив: «Вы сами захотели стать ресторанным виолончелистом. А могли бы служить. Сейчас как раз создается Красная Армия. Многие офицеры и генералы добровольно служат новой власти: генералы Востросаблин, Мансветов, Кастальский, полковники Михайлович, Корженевский, Ионов, подполковник Топорнин...» — «Подполковник Крошков Сансаныч», — довольно ехидно ввернул фон Кох. «Совершенно справедливо изволили заметить», — «Жаль мне вас, — фон Кох сделал страшные глаза. — Одумайтесь, Сансаныч. Вас же за это повесят!»

Тут уж я глаза выпучил. «За что повесят? Кто повесит?» — «Как кто?.. Неужели вы думаете, что совдепия долго продержится? Разгонят пролетариев к чертовой бабушке. Вот тогда вас и повесят. А меня — нет, ибо в смутное время играл для пьяниц на виолончели всякую муру... Пардон за нечаянно вырвавшееся жаргонное словцо. Нахожусь в окружении лабухов низшей квалификации. Это такой народ!.. Кроме кабака, они еще на похоронах подхалтуривают и почивших в бозе, усопших кощунственно называют «жмуриками»!

Я расхохотался. Фон Кох ударился в амбицию. «Не вижу ничего смешного, — ворчит, — ирония судьбы-с! (Ну прямо как чеховский герой). А вас, милый мой Сансаныч, обязательно повесят. Помяните мои слова!»

На том мы и расстались. И смех, и грех. Генерал Афанасович, впавший, по-моему, в детство, проходит мимо меня, как памятник самому себе, презрительно фыркает. И очень хорошо делает. Растленный тип, соучастник в убийстве родной дочери! И вообще грязный субъект.

Так что я вовсе не прогадал, что некоторые знакомые перестали меня замечать. Но есть и такие, что теперь навязываются в друзья. Ариф-Ходжа, например. Заводчик, купец, домовладелец, богач!.. Раньше он меня не замечал, хотя я снимаю в его доме квартиру. Все время дело имел с его приказчиком. А тут вдруг недавно является Ариф-Ходжа собственной персоной, интересуется, хорошо ли я с женой устроен? Отвечаю, что все отлично, претензий не имею. Хитрый купец интересуется суммой платы за квартиру. Я назвал сумму. Ариф-Ходжа схватился за голову. «Проклятый приказчик! Вечно напутает. Это цена второй половины дома, там, где молодой Гордон-табиб проживает, а ваша квартира вдвое дешевле! — «Отчего же? — интересуюсь. — У меня три комнаты, и у доктора Гордона тоже три».

Ариф-Ходжа побагровел, но тут же нашелся. «А у вас, — говорит, — уважаемый, вход через калитку. У табиба же — парадный вход. А у нас, домовладельцев, квартира с парадным входом ценится вдвое дороже. Престижная квартира!»