Приговор приведен в исполнение...

Вотинцев принялся звонить в казармы на Стрелковой...

Предателю было страшно. Очень страшно. Все внутри у него трепетало. Чтобы хоть как-то притупить страх, овладевший всем его существом, Осипов, таясь от адъютантов, выпил залпом стакан коньяку. Ему хотелось пить еще и еще, но он понимал, что делать этого нельзя. Переворотом надо руководить, принимать надобно решения, от которых зависит его судьба, его собственная жизнь.

Внешне же предатель старался держаться уверенно. Он шагал по просторному кабинету, подбадривая самого себя приказами.

— Капитан Ботт, выяснить обстановку. Передай всем мой приказ: большевистских комиссаров хватать и доставлять сюда, во Второй полк!.. Захватить все правительственные здания, почту, телеграф...

Сияющий Ботт, в новеньких капитанских погонах, тоже слегка пьяненький, лихо откозырял:

— Будет исполнено, господин полковник.

— Да, немедленно послать подкрепление частям, штурмующим тюрьму. Несколько сот уголовников — это сила. Они не станут сидеть сложа руки. Обязательно, чтобы Елизавету Муфельдт освободили. В крайнем случае... Ликвидировать ее. Задача ясна?

— Так точно, господин полковник!

...Оперативная группа Георгия Ивановича Лугина напоролась на Романовской на засаду. Мятежники вдесятеро превосходили числом, они окружили работников охраны.

— Сдавайтесь! Бросай оружие! — орали бандиты.

Группа Лугина молча отстреливалась. Вела прицельный, меткий огонь. Один за другим падали на снег мятежники. Но и бойцы Лугина погибали под пулями многочисленных врагов. Сам Георгий Иванович был несколько раз ранен, однако он продолжал отстреливаться.

Среди мятежников возникло замешательство. Огонь их затих.

Лугин окликнул товарищей... Молчание. Да, все погибли!..

Из тьмы послышался громкий знакомый голос:

— Товарищи!.. Не стреляйте. Я — Евгений Ботт, адъютант военкома Туркреспублики Осипова!.. Произошла трагическая ошибка. Военком послал нас разогнать банду, и мы приняли вас за бандитов... Не стреляйте. Мы понесли большие потери... Эй, есть кто-нибудь живой?

— Это ты, Женька? — откликнулся Лугин. — У нас, кажется, все погибли. Что мы с тобой натворили, Женька!.. — голос юного заместителя начальника Управления охраны пресекся.

— Георгий!.. Гоша... Где ты? — надрывался Ботт.

Лугин с трудом поднялся с обледенелого тротуара, чувствуя, как убывают его силы, еле передвигая ноги, покачиваясь, побрел навстречу своей мученической гибели. В руке он сжимал наган с расстрелянным барабаном.

Из тьмы вынырнули люди. Неужели спасен?.. Какой ценой! Перестрелять своих?! Нет мне прощения! Он содрогнулся, поднес ствол нагана к виску. Раздался металлический щелчок. Двадцатитрехлетний израненный богатырь застонал от внутренних мук. Он понял, что расстрелял все патроны.

— Ты это чего? — раздался испуганный голос Ботта. — Ты нам живой нужен. Ой как нужен!

— Патроны кончились, — прошептал Георгий, пошатываясь от слабости. И вдруг с ужасом увидел на шинели Ботта погоны.

— Патроны, говоришь, кончились? — радостно воскликнул Ботт. — И очень хорошо... Взять большевистского комиссара!!! — вдруг взвизгнул негодяй, отпрянув в сторону.

На Лугина кинулась целая толпа мятежников. Богатырь издал рычание. Дикая радость охватила его, и откуда-то взялись силы. Значит, он не перестрелял своих! Значит, это мятежники!! Значит, мои люди не напрасно отдали свои жизни!.. Сволочь Осипов!.. Предатель, иуда, будь он проклят!.. И этот звереныш... Ботт... Тварь!..

Он сражался против толпы негодяев, расшвыривал их, одному проломил рукоятью нагана голову. И он рычал — торжествующе, победно.

Поодаль прыгал, как испуганный заяц, Ботт, стараясь не угодить в свалку, и кричал писклявым испуганным голосом:

— Живьем... Живьем его! Сам полковник Осипов приказал. Всех большевистских комиссаров — к нему на расправу!

— А, гады!.. — ликовал Георгий Лугин, юный комиссар, мученик и герой. — Гады!..

Он вцепился железными от ярости пальцами в одного поверженного им наземь гада, стиснул горло...

Его ударили прикладом по затылку. Наступила тьма.

...Очнулся Георгий Лугин в комнате, заполненной мятежниками. Осипов разрешил им поглазеть на первого захваченного большевистского комиссара.

Он приподнял голову, выплюнул черный сгусток крови.

— А, очухался! — услышал Лугин голос Осипова. Тот стоял в двух шагах от лежавшего навзничь Георгия. — Некультурно себя ведешь, товарищ Лугин. Плюешь на пол. Проломил голову поручику Курляндцеву, а штабс-капитана Кривчука задушил. Отвечать за это придется. Кончилась ваша большевистская власть!

Не было сил подняться. Но лежать перед иудой, кровавым предателем, было мучительно стыдно. И тогда пришли силы. Он с трудом поднялся. Стоял, покачиваясь. И, видимо, что-то такое было во взгляде Лугина, что Осипов попятился.

— Боишься? — прохрипел Лугин. — Ублюдок ты... Труп ходячий!.. Да ты подойди, подойди поближе. Вас сволочей вон сколько, а я без оружия, израненный.

— Не подходите, господин полковник! — взвизгнул Ботт, срывающимися пальцами пытаясь расстегнуть кобуру. — Он задушит!.. Господин полковник, не надо...