Приговор приведен в исполнение...

...Осипов стремительно вошел в просторную столовую. Откозыряв, сел на председательский стул за длинным обеденным столом. Внешне держался он прекрасно — в движениях быстр, взгляд твердый, решительный. Но душа у него млела от страха перед завтрашним вечером. Отступать, однако, некуда. Не завтра — послезавтра и его возьмут. Пусть даже мятеж не увенчается успехом. Но это единственный способ спастись, выкарабкаться из капкана, готового вот-вот захлопнуться!

— Начнем, това... — Осипов замялся и тут же произнес решительно: — Начнем, господа. Завтра вечером должно произойти событие, значение которого трудно переоценить. Прошу вас, Александр Васильевич, — обратился он к полковнику Рудневу. — Вам, автору плана вооруженного свержения большевизма в Туркестане, — первое слово. Еще раз объясните собравшимся их задачи.

Сухопарый, англизированный Руднев, мужчина средних лет с подергивающейся нервным тиком щекой, ученый генштабист в профессорских очках без ободков, начал, словно лекцию:

— Мы располагаем двумястами «двадцаток». Число внушительное. Однако «двадцатки», к сожалению, состоят из необстрелянных кадетов, гимназистов старших классов...

— ...и прочих хлюпиков, — по-собакевически неуклюже вставил командир 2-го полка Бутенин, и внешне тоже очень похожий на Собакевича.

Осипов постучал карандашом по столу.

— Имеются резервы. Несколько сот богатых крестьян из Кауфманской, около пятисот человек из пригородов Ташкента. Из старого города некто Тимурбек обещал привести на театр военных действий около полутораста человек.

— ...До зубов вооруженных кетменями! — вновь вставил Бутенин.

Осипов вскочил, пожелтевшее лицо его пошло красными пятнами.

— Прошу не превращать наше совещание в балаган.

— Что? — вскинулся Бутенин. — Значит, я шут балаганный?.. Да я...

— Господа, — вмешался Павел Павлович Цветков. — Ну время ли сейчас, когда решается историческая судьба... — он не нашел подходящих слов и заключил: — Не время выяснять отношения. Продолжайте, Александр Васильевич.

— Далее: левые эсеры гарантируют двести штыков...

Тут вдруг прорвало полковника Цветкова. Грозно шевеля густыми бровями, он иронически заметил:

— Левэсы кричали, что они представляют большинство населения. А на деле оказывается, что число защитников их идей меньше числа депутатов в Ташсовете! Это как все понимать?

— Павел Павлович! — поднялся Осипов. — Сейчас уже поздно теоретизировать. Скажу одно: если завтра мы не свергнем большевистскую шатию, послезавтра мы будем лежать во сырой земле... Продолжайте, полковник Руднев.

— Правые эсеры тоже обещают двести штыков. Но все это, — Руднев осторожно провел пальцем по прямейшему пробору на голове. — Простите, но все сии вооруженные силы принимать всерьез просто смешно. Теперь скажу о реальных силах. Ваш Второй полк, господин полковник, — обратился Руднев к Бутенину. — Мы на него рассчитываем.

Неуклюжий Бутенин поднялся, пробасил:

— Мавр сделает свое дело.

— Далее... Господин военком Осипов обещает вывести своей властью из Ташкента Четвертый полк. Он также надеется на воинские формирования, подчиняющиеся ему в Скобелеве. Но это уже будет более поздний этап.

Вскочил Тишковский, воскликнул с надрывом:

— А почему вы не говорите о бронеавтомобиле с вернейшим экипажем, находящимся в вашем распоряжении?!

Участники совещания не выдержали, фыркнули. Даже флегматичный Руднев, усмехнувшись, сказал:

— О да, разумеется. Простите, что упустил из виду упомянуть. Однако позволю продолжить доклад. Всего в нашем распоряжении, как предполагается, будет более четырех тысяч штыков и сабель. Сила внушительная. И тем не менее, решить проблему большевиков только с помощью этой силы в Ташкенте практически невозможно. Над нами нависают два проклятья: так называемая «Рабочая крепость» — то бишь Главные железнодорожные мастерские. Там создан целый арсенал, включая полевые трехдюймовые орудия. Рабочие вооружены. Наше выступление может натолкнуться...

— Пусть это вас не тревожит, — глухо произнес Агапов. — Пока я главный комиссар в мастерских...

— Душевно тронут, — поклонился слегка Руднев. — Но есть и второе проклятье — крепость, возведенная еще в шестьдесят шестом году. Там сильный гарнизон, там тяжелые орудия, могущие разнести в щепки...

Вскочил Осипов. Ладный, подтянутый, насквозь военный.

— Крепость я беру на себя. Комендантом крепости мой добрый знакомый Белов Иван Панфилович, левый эсер. Я сообщу ему о том, что его товарищи участвуют в нашем благородном деле. Как же ему отказаться от своих единомышленников? Крепость я возьму одной-единственной запиской к Белову.

Осипов сел, тяжело дыша. Налил из графина воды.