Тем временем помощники Аракелова осмотрели дом, двор.
— Ну что? — спросил Аракелов.
— Богато живет! — пробасил Ескин.
— Никого больше нет?
— Пусто, товарищ Аракелов.
— Вот видите! — обрадованно воскликнула Муфельдт. — Врываться ночью к одинокой женщине...
— Пройдемте, гражданка Муфельдт, в столовую... Прошу вас сесть на эту козеточку. Прекрасно. Не откажите в любезности вынуть из правого кармана халатика револьверчик, он оттягивает кармашек. Неэстетично выглядит... Не вздумайте пускать его в ход...
Елизавета Эрнестовна положила на столик возле козетки свой «бульдог», спросила, скривив губы в ядовитой улыбке:
— Боитесь?
— Да, боюсь. За вас. Еще пустите, на нервной почве, себе пульку в лоб из этой машинки для выбивания зубов. Толку никакого, а больно будет.
— Я все-таки не понимаю, — вновь начала Муфельдт, — какой у вас повод врываться ночью к одинокой женщине?
— А какой повод был у Одуванчика? — иронически улыбнулся Аракелов. — Ведь вы ждали среди ночи Одуванчика, не так ли? Даже на цепочке дверь не оставили, сразу распахнули.
Вскоре подъехали Цируль с тремя депутатами Ташсовета, которых пригласили в качестве понятых.
Результат обыска превзошел ожидания. Обнаружены были машинописные антисоветские листовки, значительная часть документов дореволюционного штаба Туркестанского военного округа (данные о личном составе офицерского корпуса), копии многих документов комиссариатов земледелия и внутренних дел. Найдены большие запасы муки, сала, консервов, вин, копченостей. Целый продовольственный склад!
В спальной Цируль прежде всего направился к старинному полукреслу с голубой, в разводах, обивкой. Через открытую дверь была видна Муфельдт, недвижно застывшая на козетке.
— Откуда у вас, гражданка Муфельдт, это антикварное кресло? — крикнул Цируль из спальни.
Елизавета Эрнестовна молчала.
— Осторожно снимите обивку, — распорядился Фриц Янович.
Агенты сняли обивку с сиденья, со спинки, и ахнули — в полукресле были спрятаны толстые пачки долларов, фунтов стерлингов, франков...
Обыск продолжался. Под половицей в кухне нашли царских и советских денег на общую сумму 400 000 рублей, 3 тысячи золотых десяток! В ящике из-под пивных бутылок покоились золотые браслеты, кольца, кулоны, броши — с изумрудами, рубинами, брильянтами.
Обыск уже подходил к концу, когда вдруг раздался ломкий бас Ескина:
— Ну и ну!..
В большой корзине, полной грязного белья, он обнаружил великое множество золотых часов, колец и перстней, несколько золотых портсигаров. Часы самых знаменитых фирм: «Лонжин», «Зенит», «Омега», «Павел Буре», «Генрих Мозер». Особенно Ескину приглянулись большие, массивные часы с прикрепленным к цепочке крохотным образком.
Еще ранее, когда начался обыск, были вызваны эксперты. Они подсчитали: стоимость имущества, обнаруженного в дома Муфельдт, составляет около трех миллионов рублей в довоенных рублях!
Тут приключилась трагикомическая история. Агенты, понятые, эксперты почему-то особенно заинтересовались часами, сгрудились возле кухонного стола. Воспользовавшись этим, Муфельдт схватила со стола какую-то бумагу. К ее горькому сожалению, в осмотре часов не принимал участия богатырь Соколовский. Он стоял позади Елизаветы Эрнестовны, не сводя с нее глаз.
Муфельдт сунула бумагу за пазуху. И тут же послышался голос:
— Положите бумагу на место.
Она вздрогнула, словно ее током прошибло, прижала руки к груди:
— А-а-а!.. Надсмотрщик? Может, и за пазуху ко мне полезешь?
— Прикажут, — невозмутимо отвечал Соколовский, — найду подходящую женщину. Так что советую положить бумагу на место.
Муфельдт заскрипела зубами. Поколебавшись, сунула руку за пазуху. Надо изорвать бумагу и проглотить!.. Она вытащила бумагу, и тут же руку ее намертво схватил Соколовский. Она вцепилась зубами в его кисть, но он, не охнув, вытерпел, вырвал бумагу, положил на стол.
— Товарищ Цируль!..
Документ, исполненный на старом казенном бланке, гласил: