При дворе Тишайшего

Ворожея сразу вспомнила, что по этому делу приходила уже к ней управительница князя Черкасского, Матрена Архиповна, чтобы узнать имя обидчика своего боярина. Но до сих пор Марфуша не могла ей открыть это имя, так как положительно никто на Москве не говорил ни слова об этом.

Хитрая ворожея мигом смекнула, что счастливый случай разом предавал ей в руки обоих противников; она могла теперь услужить им двоим, а вместе с тем и упрочить свою славу всеведущей волшебницы. Конечно, и мысль вдвойне заработать деньги промелкнула у нее. Особенно не пожалеет денег князь Черкасский, чтобы узнать подлинное имя своего ворога.

Живо сообразив все это, Марфуша окончательно поразила своих гостей, неожиданно промолвив:

– Испужался, Пров Степанович, что обмолвился? Небось все равно я обо всем прозрела, все провидела: князь этот самый ударил своим ножом нашего князя Григория Сенкулеевича Черкасского, и нож остался на месте боя, а оттуда взяли его княжеские холопы. Так ведь, что ли?

Все трое вздрогнули, а молодой стрелец торопливо осенил себя крестным знамением и прошептал молитву.

– Так где же мой кинжал спрятан у князя? – оправившись от первого неприятного впечатления, спросил Леон.

– Ну, красавец, этого сейчас я тебе сказать не могу… Надобно мне погадать об этом! – И ворожея, сев к таганчику, начала варить свое зелье.

– А можешь ли ты сказать, добром ли вернет он мне мой кинжал или как? – спросил Леон.

Ворожея ответила не сразу; она сняла с огня котелок с варевом и подкинула чего-то на уголья, что вспыхнуло вдруг сильным и высоким пламенем; на мгновение пламя осветило красноватым светом лица ворожеи и ее гостей; потом что-то сильно затрещало, и по избе распространился тяжелый, удушливый серный запах.

Дубнов снова закрестился, шепча молитвы, и потянул за полу Леона.

– Уйдем, ну ее! Еще его вызовет!..

– Постой, пусть же она скажет, – шепнул ему Леон.

– Нет, не отдаст! – громко произнесла ворожея. – Потому что боярин очень гневен и нож тот пребогатеющий.

– Значит, силой надо добывать свое добро? – с горечью спросил Леон. – А ты мне скажешь, куда он его схоронил?

– Скажу, – неохотно ответила ворожея. – Приходи недель этак через пяток! А тебе что, боярин молодой? – ласково обратилась она к царевичу.

– Мне ничего. Я пришел с товарищем.

– Дай ручку, погадаю, – попросила она, протянув к нему свою сухую, смуглую руку.

Мальчик брезгливо отдернул свою.

– На-ка, лучше мою посмотри, – предложил ей стрелец свою широкую ладонь.

Ворожея взяла его руку с нескрываемым любопытством и стала внимательно разглядывать резко очерченные борозды и линии его ладони. В избе наступила глубокая тишина.

– Ну что, скоро ты насмотришься? – спросил Дубнов, которым начало овладевать суеверное беспокойство.

Ворожея вдруг насупилась, недружелюбным взором окинула молодого стрельца и с недовольным выражением лица отшвырнула от себя его руку.

– Что ж так немилостиво? – усмехнулся Пров Степанович. – Иль плохи мои дела?

– Лучше и желать нельзя, – неопределенно ответила ворожея.

– Любит, значит, меня моя любушка?

– А ты разве этого не знаешь? – холодно спросила Марфуша. – Как зовут твою любушку? – раздумчиво проговорила она.

– Ох, чародейка-бабушка! – сорвав шапку с головы и ударив ею о стол, с грустью произнес стрелец. – Извела меня девка-то! Ни в вине, ни в разгуле красу ее невмоготу мне забыть! Хоть бы ты что дала, чтобы ее сердце приворожить ко мне!..

– А что, не любит она тебя?

– А кто же знает девичье сердце? Издевки надо мной, молодцом, творит; часом, думаешь – любит, а другим разом – хоть и глаз не кажи. Дай зелья какого-нибудь! – попросил Пров Степанович, и его добродушные глаза глядели так грустно и так умильно на ворожею, что она отвернулась и уже смягченным голосом проговорила:

– Как зовут… зазнобу-то твою?

– Татьяной.

Ворожея дрогнула так, что котелок с зельем, который она держала в руках, свалился прямо на уголья и, разбившись, затушил огонь, еще слабо тлевший. Но затем она выпрямилась, грозная, негодующая, и глухим, как бы пророческим голосом проговорила:

– Ступай, молодец!.. Забудь Татьяну… Не забудешь – худо тебе будет, ой как худо!

Пров Степанович с удивлением и горестью посмотрел на ворожею.

– Чего ты разгневалась так-то? Или жаль котелка стало? Так ведь я заплачу, если надо.

– Не надобно мне твоих денег, – еще глуше произнесла Марфуша и оттолкнула деньги, предложенные ей стрельцом.

– Как хочешь! Твое дело! А только чего серчаешь – и в толк не возьму. Прощенья просим! – небрежно кивнул стрелец головой и двинулся к дверям. – Пойдем, князь, всего наслушались, будет!

Но Леон, по-видимому заинтересованный гаданием ворожеи, попросил Марфушу погадать и ему в свою очередь.

Марфуша, все такая же сумрачная, молча всмотрелась в руку грузина, через несколько секунд опустила ее и, с участием взглянув на молодого князя, произнесла:

– Не видать тебе счастья… рано умрешь!

– И на том спасибо! – весело усмехнулся Леон, лихо сверкнув глазами.

– Экий красавец! – с сожалением проговорила ворожея. – Ты понаведайся ко мне, князь! Зайди как-нибудь попозднее.