– На собрании в замке, втайне от заговорщиков, присутствовал некий человек; затем этот
Обвинения и оскорбления обрушивались на Клариссу подобно ударам дубины. Атака стала для нее неожиданностью, она была не готова ни сопротивляться, ни даже защищаться.
Бледная, на грани обморока, она со стоном наклонила голову:
– О мадам! Что вы такое говорите?..
– Лишь то, что вы сами сказали своему отцу, – возразила Калиостро. – Последствия вашей неосмотрительности вынудили вас позавчера вечером во всем признаться. Нужно ли мне входить в подробности и рассказывать, что потом произошло с вашим любовником? Итак, в тот самый день, обесчестив вас, Рауль д’Андрези последовал за женщиной, которую он спас от самой ужасной смерти, отдался ей телом и душой, стал ее возлюбленным и поклялся никогда вас больше не видеть. Эта клятва была дана им весьма уверенно: «Я ее не любил, – сказал он. – Это было увлечение. Оно прошло».
Но после небольшой… размолвки… которая случилась между ними, женщина узнала, что Рауль переписывается с вами и послал вам вот это письмо, в котором просит у вас прощения и призывает верить в будущее… Теперь вы понимаете, что у меня есть некоторое право… считать вас врагом… и даже заклятым врагом? – тихо добавила Калиостро.
Кларисса молчала. Она не могла справиться с растущим в ней страхом, глядя на такое нежное и такое жуткое лицо той, которая отняла у нее Рауля и теперь объявила ее заклятым врагом.
Дрожа от сострадания и не боясь гнева Жозефины Бальзамо, Рауль воскликнул:
– Если я и принес торжественную клятву, которую я сдержу вопреки всем обстоятельствам, то это, Кларисса, клятва о том, что ни один волос не упадет с вашей головы. Поэтому не бойтесь. Десять минут – и вы выйдете отсюда, живая и невредимая. Десять минут, Кларисса, не больше!
Жозефина Бальзамо точно не слышала этих слов. Она спокойно продолжала:
– Я обрисовала вам ход вещей. Теперь перейдем к фактам, и здесь я тоже буду краткой. Ваш отец, мадемуазель, его друг Боманьян и их сообщники преследуют одну общую цель, которой добиваюсь и я, а с недавних пор также и Рауль. Между всеми нами не прекращается война. Все мы должны получить некоторые сведения от вдовы Русслен – ей принадлежала старинная шкатулка, необходимая для успеха нашего дела, но кому-то ею подаренная.
Мы допросили ее со всей возможной настойчивостью, но так и не узнали имени человека, который, видимо, сделал ей много хорошего и которому она не хотела навредить рассказом о нем. Все, что нам удалось от нее выведать, так это одну давнюю историю. Я сейчас вкратце перескажу ее вам, чтобы вы поняли, почему она интересна и нам… и вам, мадемуазель.
Рауль начал понимать, в чем состоит тактика Калиостро и какую цель она преследует. Это привело его в такой ужас, что он сказал ей, не скрывая гнева:
– Нет-нет, только не это! Только не это! Есть темы, которых нельзя касаться…
Но она как будто не слышала его и неумолимо продолжала:
– Так вот. Двадцать четыре года назад во время Франко-прусской войны двое мужчин, спешно покинувшие Руан на подводе господина Русслена, убили в окрестностях города некоего слугу по имени Жобер, чтобы завладеть его лошадью. Они спаслись, прихватив с собой шкатулку, полную драгоценных камней, которую украли у своей жертвы.
Господин Русслен, которого они оделили несколькими недорогими кольцами, вернулся в Руан к своей жене и вскоре умер – настолько его подкосило это преступление и его невольное соучастие. Однако убийцы не упускали вдову из виду, опасаясь, что она кому-нибудь проговорится. Так и случилось… Но я думаю, мадемуазель, вы уже поняли, о ком идет речь, не правда ли?
Лицо Клариссы выражало такое смятение и боль, что Рауль воскликнул:
– Замолчи, Жозина, ни слова больше! То, что ты делаешь, – мерзко и бессмысленно! Зачем?
Бальзамо жестом приказала ему замолчать.
– Зачем? – повторила она. – Затем, что должна быть сказана вся правда. Ты столкнул нас друг с другом. Так пусть она тоже страдает.
– Как же ты жестока, – пробормотал он в отчаянии.
Жозефина Бальзамо повернулась к Клариссе и объяснила:
– Ваш отец и его кузен Беннето следили за вдовой Русслен, и, очевидно, именно барону д’Этигу она обязана своим переездом в Лильбонн, где ему было гораздо проще за ней присматривать. Мало того, с годами нашелся тот, кто более или менее сознательно продолжал выполнять эту задачу. Я говорю о вас, мадемуазель! Вдова Русслен так вас полюбила, что ни за что на свете не выдала бы отца малышки, которая время от времени приходила к ней поиграть и поболтать. Это знакомство держалось, разумеется, в тайне, чтобы никто не мог связать настоящее с прошлым; иногда встречи происходили где-нибудь в окрестностях – к примеру, на старом маяке.