Превращения Арсена Люпена

Этот господин и эта дама приезжали туда на автомобиле – видимо, из ближайшего большого города, где останавливались в отеле; мне дали и его адрес. Я отправился туда и попросил показать мне журнал постояльцев. С первого по одиннадцатое ноября тысяча девятьсот двадцатого года в этом отеле останавливались граф и графиня де Буа-Верне.

Настала мертвая тишина. Бледное лицо графини горестно исказилось. Руксваль вынул из своей папки два листка и развернул их:

– А вот два свидетельства о рождении. Первое: Максим Лерьо, место рождения – Доленкур, департамент Эр-э-Луар, дата рождения – тысяча восемьсот девяносто пятый год. Это ваше свидетельство, Максим Лерьо. Второе – свидетельство о рождении Жюльена де Буа-Верне, место рождения – Доленкур, департамент Эр-э-Луар, дата рождения – тысяча восемьсот девяносто пятый год. Это документ вашего сына, господин граф. Итак, одно и то же место рождения и тот же возраст. В этом пункте у нас полная ясность. А теперь взглянем на письмо от мэра Доленкура. У обоих мальчиков была одна и та же кормилица. В юношеском возрасте они были товарищами. И вместе, одновременно, пошли в армию. Это очередное непреложное свидетельство.

Руксваль продолжал листать бумаги в своей папке, излагая все новые и новые факты:

– Вот свидетельство о смерти Жюльена де Буа-Верне, погибшего в тысяча девятьсот шестнадцатом году в Вердене. Вот копия свидетельства о захоронении на кладбище Дуомона. Вот выдержка из рапорта аджюдана Лерьо, который, по его словам, «подобрал в траншее у дороги, ведущей из Флери в Бра, рядом с бывшим санитарным постом, иссохшие, но не истлевшие останки неизвестного пехотинца». И наконец, вот топографический план местности данного района. Этот пост находится в пятистах метрах от кладбища, где был похоронен Жюльен де Буа-Верне. Я побывал в обоих этих местах. Приказал вскрыть могилу. Она оказалась пустой. Так что же стало с гробом Жюльена де Буа-Верне? Кто забрал его с кладбища Дуомона? Кто мог это сделать, кроме вас, Максим Лерьо, вас – друга Жюльена, вас – друга графа и графини де Буа-Верне?!

Каждая фраза Руксваля выявляла истину, казавшуюся бесспорной. И все они клеймили преступника неопровержимыми аргументами. Ему оставалось только смириться с очевидным.

Руксваль подошел к Лерьо и спросил, пристально глядя ему в глаза:

– Некоторые подробности так и остались невыясненными. Нужно ли расследовать их и устанавливать час за часом то, что происходило скрытно, в ходе миссии, которую на вас возложили? Скорее всего, это излишне, не правда ли? Оставим мрачную сторону данного дела на страницах книги судеб. Нам известно, что останки вашего молочного брата были отправлены в Дуомон, где их погребли в обычной могиле, но находились они там лишь до тех пор, пока вас не направили в траншеи на поиски погибшего, но безымянного солдата. Мы знаем, что вы забрали гроб Жюльена. Знаем, что вы доставили его, вместе с другими, в каземат Вердена. Пока я верно излагал факты, не правда ли? Ну а теперь… теперь мы подходим к моменту отбора среди восьми неизвестных…

Однако Руксваль не договорил. Он вытер лоб, покрытый испариной, и несколько минут молчал, пытаясь овладеть собой. Затем продолжил, все так же глухо и скорбно:

– Поверьте, мне очень трудно описывать эту сцену… Каждое неверное слово прозвучит кощунственно. И все-таки… не лучше ли уверенность, чем сомнение? Ах, как все это ужасно!.. Я помню инструкции, которые были даны солдату почетного караула: «Рядовой такой-то, вот букет цветов, собранных на поле сражения; вы возложите его на один из этих гробов, где покоится солдат, которого народ Франции проводит в последний пусть, к Триумфальной арке…» Вы наверняка их слышали, эти слова. И, слушая их, наверняка плакали, как и все остальные. Но все же пошли на это чудовищное предательство…

Как же оно могло произойти?! Как вам удался этот позорный обман?! Возможно ли, чтобы случайно выбранный солдат почетного караула уступил вам за деньги свою роль? Или же что рука, возложившая цветы на гроб, была подкуплена?! Но может, я ошибаюсь?.. Ну, говорите же! Говорите!

Жан Руксваль задал этот вопрос, однако же было видно, как он боится услышать признание. В его приказе угадывался страх. Наступила долгая тишина, отягощенная сомнением и страхом. Мадам де Буа-Верне вдыхала запах солей из флакона, который держал ее муж. Казалось, она вот-вот потеряет сознание.

В конце концов Максим Лерьо несмело пробормотал:

– Ну, на самом деле… может, вас ввели в заблуждение, господин министр… Бывают такие ошибки… недоразумения…

Бессильный опровергнуть эти «ошибки» и развеять «недоразумения», он повернулся к графу, ожидая помощи с его стороны.

Тот взглянул на жену – как человек, который боится вступать в опасный поединок и прикидывает, чью сторону он должен взять. Потом он встал и сказал:

– Господин министр, вы позволите задать вам вопрос?

– Разумеется.