Превращения Арсена Люпена

– Эй, там, внизу, ничего нового?

– Патрон?

Комиссар перегнулся через перила:

– Тони?.. Лабонс?.. Никто не входил?

– Нет… нет…

Все более тревожась, он быстро вернулся в кабинет. Брежак, Совину и Орели оставались на прежних местах. Вот только… произошло нечто неслыханное, невероятное, невообразимое и фантастическое, от чего у комиссара отнялись ноги и он замер в дверном проеме. Совину держал во рту незажженную сигарету и смотрел на него так, словно хотел попросить огонька!

Кошмарное видение, настолько противоречащее реальности, что Марескаль поначалу отказывался придать ему тот смысл, который оно в себе заключало. Совину – в нарушение всех правил, за что, разумеется, он будет наказан, – захотел покурить и просит у начальника огонька, вот и все. Зачем выдумывать что-то еще? Но тут лицо Совину озарилось насмешливой улыбкой, такой лукавой и дерзкой, что Марескаль не мог больше обманывать самого себя. Совину, его подчиненный Совину, на глазах превращался в другого человека, переставая быть агентом полиции и переходя в противоположный лагерь. Совину оказался…

В обычных обстоятельствах, к каким он был привычен в силу своей профессии, Марескаль вряд ли бы сразу принял такой чудовищный факт. Но самые фантасмагорические события казались ему естественными, когда дело касалось того, кого он называл «человеком из скорого поезда». И хотя Марескаль был не в силах признаться даже самому себе в необходимости целиком и полностью подчиниться ненавистной реальности, спрятаться от очевидного было невозможно. Как невозможно было не понять, что Совину, выдающийся полицейский агент, которого рекомендовал ему неделю назад сам министр, на деле является дьявольским персонажем, арестованным им сегодня утром и находящимся сейчас в тюрьме префектуры, в кабинете антропометрической службы.

– Тони! – завопил комиссар, вновь выскочив на лестницу. – Тони! Лабонс! Поднимайтесь же, черт вас возьми!

Он звал, вопил, он выбивался из сил и бился в перила, как шмель в оконное стекло.

Запыхавшись, его люди подбежали к нему.

– Совину… – проблеял он. – Вы знаете, кто этот Совину? Это же тот самый тип, что утром… тот тип из дома напротив, только переодетый…

Тони и Лабонс были ошеломлены не меньше своего начальника.

Марескаль неистовствовал. Он втолкнул их обоих в кабинет, а потом, вооружившись револьвером, заорал:

– Руки вверх, бандит! Руки вверх! Лабонс, возьми и ты его на мушку!

Пристроив на письменном столе маленькое карманное зеркальце и не делая лишних движений, господин Совину принялся аккуратно разгримировываться. Он даже осмелился положить рядом с собой браунинг, которым несколькими минутами ранее угрожал Брежаку.

Одним прыжком Марескаль оказался возле стола. Схватил оружие и тотчас отступил, вытянув вперед обе руки:

– Сдавайся, или я стреляю! Слышишь, негодяй?

Но негодяй, похоже, нисколько не волновался. И хотя с расстояния всего трех метров в него целилось сразу несколько браунингов, он продолжал методично выщипывать волосяной пушок, с помощью которого были выложены бакенбарды на щеках и придана необычайная густота бровям.

– Я стреляю! Стреляю! Слышишь, каналья? Считаю до трех и стреляю! Один… два… три.

– Ты делаешь глупость, Родольф, – свистящим шепотом произнес Совину.

И Родольф сделал глупость. Он точно обезумел. Выстрелил с двух рук, наугад… он стрелял по камину, по картинам, ведя себя по-дурацки, словно убийца, которого опьяняет запах крови и который, удар за ударом, всаживает кинжал в еще трепещущий труп. Брежак пригнулся, не желая стать мишенью. Орели не двигалась с места. Раз ее спаситель не пытался ее защитить, раз он позволял событиям разворачиваться самим по себе, значит бояться нечего. Она абсолютно доверяла ему и даже пыталась улыбаться. При помощи носового платка с нанесенной на его уголок жирной мазью Совину снимал с лица румяна. И постепенно все больше превращался в Рауля.

Всего прозвучало шесть выстрелов. Потянуло дымом. Разбитые стекла, осколки мрамора, испорченные картины… стало похоже, будто комнату брали штурмом. Марескаль, стыдясь своего приступа безумия, удовольствовался тем, что сказал обоим агентам:

– Ждите меня на лестнице. И как только позову, бегите сюда.

– Послушайте, патрон, – начал Лабонс, – раз Совину больше не Совину, так, может, нам лучше упаковать этого типа? Мне он никогда не нравился, с того самого дня, когда вы неделю назад наняли его. Согласны? Запакуем его все втроем?

– Делай то, что тебе говорят, – приказал Марескаль, которому соотношение три к одному казалось явно недостаточным.

Он вытолкал обоих агентов на лестничную площадку и закрыл за ними дверь.

Совину, завершая свое преображение, вывернул куртку, поправил узел галстука и поднялся. Теперь перед ними предстал совершенно другой человек. Низенький полицейский, тщедушный и даже жалкий, превратился в стройного молодого мужчину, хорошо одетого и изящного, в котором Марескаль обрел своего постоянного преследователя.