Превращения Арсена Люпена

– Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать, а если бы не знал и если бы это не было правдой, ты бы ничего не подписал и не допустил, чтобы я разговаривал с тобой таким тоном. Твое смирение означает признание… и если я смею обращаться к тебе на «ты», Брежак, то только потому, что ты боишься.

– Я не боюсь, – запротестовал Брежак. – Я готов вынести тяжесть поступка, совершенного несчастной в припадке безумия.

– И тяжесть того, что сделал ты сам, Брежак.

– Но ничего другого нет.

– Это сейчас, – зловещим тоном продолжал Марескаль, – но ведь есть еще и прошлое. Оставим в стороне преступления дня сегодняшнего. И поговорим о преступлении в прошлом, согласен, Брежак?

– Преступление в прошлом? Что за преступление? Что это значит?

Марескаль стукнул кулаком по столу; это был его главный аргумент, за которым всегда следовала вспышка гнева.

– Это значит, что я требую объяснений! Что за вылазка была на берега Сены, совсем недавно, в воскресенье утром?.. И зачем ты следил за заброшенным домом… и гнался за человеком с мешком? А может, мне освежить тебе память и напомнить, что тот дом принадлежал братьям, убитым твоей падчерицей, а тип, который там ошивался, – это некий Жодо, которого я сейчас разыскиваю? Жодо, компаньон обоих братьев… Жодо, которого я в свое время видел в твоем доме… Видишь, как все взаимосвязано… и как ясно просматривается общность всех этих происков!..

– Абсурд, – пожав плечами, пробормотал Брежак. – Дурацкие догадки…

– Догадки, согласен, ощущения, на которые я не обращал внимания, когда приходил сюда; однако вскоре, словно хорошая охотничья собака, я учуял какие-то недомолвки, заметил страх и смущение в твоих поступках и словах… и мои предположения превратились в уверенность… да, Брежак, тебе не удастся увернуться… у меня есть бесспорное доказательство, признание, Брежак, которое ты сделаешь, хотя пока и не подозреваешь об этом… сделаешь прямо здесь и сейчас.

Он взял с каминной полки принесенную им коробку и развязал ее. В ней лежал плетеный футляр, служащий для сохранности бутылок. Марескаль достал бутылку и водрузил ее на стол перед Брежаком:

– Вот, приятель. Узнаёшь ее, я не ошибся? Это именно ее ты украл у Жодо, именно ее я забрал у тебя, и именно ее другой человек похитил у меня прежде, чем это успел сделать ты! Кто этот другой? Да всего-навсего барон де Лимези, у которого я ее в полдень и нашел. Теперь ты понимаешь мою радость? Эта бутылка – настоящее сокровище. Вот она, Брежак, с этикеткой и формулой эликсира… эликсира молодости. Вот она, Брежак! Лимези подобрал к ней пробку и запечатал красным воском. Смотри хорошенько… Внутри бумажка, скрученная в трубочку. Это ее ты хотел забрать у Жодо, и я уверен, что это некое признание… компрометирующий тебя документ, написанный твоим почерком… Ах, бедный мой Брежак!..

Марескаль торжествовал.

Отколупывая воск и вытаскивая пробку, он то и дело торжествующе восклицал:

– Всемирно известный Марескаль!.. Арест убийц из скорого!.. Прошлое Брежака!.. Какая неожиданная развязка дела в суде присяжных!.. Совину, у тебя есть наручники для малышки? Зови Лабонса и Тони… О, вот она победа… безоговорочная победа…

Он опрокинул бутылку. Бумажка выскочила из горлышка. Он развернул ее. И, не в состоянии прекратить говорить, точно бегун, которого рывок выносит за финишную ленточку, он, не задумываясь о значении слов, прочел: «Марескаль – дурак».

Глава 10 Слова, которые стоят дела

Наступила тишина, вызванная шоком, но в ней все продолжала звенеть эта поразительная фраза. Ошеломленный, Марескаль напоминал боксера, рухнувшего от удара в солнечное сплетение. Брежак, которому все еще угрожал револьвером Совину, казалось, растерялся не меньше.

И внезапно раздался взрыв смеха, нервного, непроизвольного, однако разрядившего своим весельем тяжелую атмосферу комнаты. Это смеялась Орели: озадаченная физиономия комиссара вызвала у нее приступ бурного хохота. Из-за того, что забавную фразу громко произнес именно тот, кого она выставила посмешищем, у девушки даже слезы из глаз потекли: «Марескаль – дурак!»

Марескаль смотрел на нее с нескрываемым беспокойством. Как могло случиться, что в том ужасном положении, в каком находилась жертва, трепещущая в когтях своего врага, она вдруг разразилась таким радостным смехом?

«Неужели положение дел настолько изменилось? – должен был задаться он вопросом. – Но что могло измениться?»

И без сомнения, ему следовало бы связать смех девушки с ее на удивление спокойным поведением с самого начала поединка. На что она надеялась? Как могла, оказавшись в самом центре событий, вроде бы принуждавших ее встать на колени, сохранять точку опоры?

Все это и впрямь выглядело как-то странно, наводя на мысль о ловко расставленной ловушке. В доме притаилась опасность. Но с какой стороны надобно ждать угрозу? Да и как Марескаль мог предположить, что произойдет нападение, коли он принял все возможные предосторожности?

– Если Брежак попытается бежать, тем хуже для него… сразу пулю между глаз, – приказал он Совину.

Затем он подошел к двери и открыл ее: