– Тогда бы мы больше никогда не увиделись. А в сравнении с этим кино и всё прочие – ничто. Я не могу оставить тебя, неужели не понимаешь?
Аня покраснела, опустив голову, тихо и сбивчиво сказала:
– Я… понимаю… И я… я тоже… никогда бы не уехала от тебя!.. – и точно желая скорее отойти от смутивших её слов, добавила горячо: – И всё-таки ты должен попытаться! Нельзя сдаваться без боя! И от мечты нельзя отрекаться так же, как и от тех, кого мы любим!
– Даже если мечта безнадёжна?
– Надежда уходит только вместе с человеком, – твёрдо сказала Аня, прямо взглянув Пете в глаза, и он удивился тому, как, оказывается, глубоко чувствует эта девушка, которую он знал и любил с детства и которую, тем не менее, считал немного легкомысленной. А она продолжала:
– Проще всего свернуть с пути при виде препятствия. Но куда ты свернёшь? Если это твой, единственно твой путь?
– Предлагаешь пробить стену лбом?
– Петруша, жизнь же не стоит на месте! – глаза Ани засветились. – И кино тоже! И не только у нас! Значит, станет больше фильмов, больше жанров, больше возможностей, если не для того чтобы сразу делать своё, то хотя бы для того, чтобы не лгать.
– Заниматься лёгким жанром, снимать милые пустяки для утехи публики?
– Почему нет? Мы не знаем, что будет завтра. Может быть, придётся молчать и таится за пустяками десять, двадцать, тридцать лет, но потом дверь отворится, и путь тебе откроется!
– А может быть, этого не случится?
– Нужно верить, и тогда непременно случится! Во всяком случае, лучше ждать и надеяться, чем самому себе наступать на горло, душить собственную мечту!
В словах Ани было столько твёрдой убеждённости, столько заразительной веры, что сомнения отчасти рассеялись, и Петя решил, что судьбу, пожалуй, всё же стоит сперва попытать – ведь отступить не поздно никогда. Повеселев и снова закружив девушку в вальсе, он нарочито бодро пообещал:
– Что ж, будем пытать мечту и верить в светлое будущее! – и прочёл по памяти вдохновлено:
Взманила мечтами дорога,
Шагать по полям и лугам.
На сердце распелась тревога -
К твоим ли приду берегам?
Струится небесное море…
Воздушный глубок океан.
И тонут леса и сугоры
В засолнечный, светлый туман.
Сияют церковные крыши,
Тепла тишина деревень…
Уснула и ласково дышит
Из рощи медовая тень.
На самой меже задремали
Черёмухи в белых мечтах.
И птицы от счастья устали,
Развесивши песни в кустах.
Повсюду любовь и отрада…
И солнце – небесный жених
Овец златорогое стадо
Пасёт на горах золотых…
Рябит колосистое поле
И молится каждый цветок…
Мне выпала сладкая доля:
Разлиться в предвечный Исток.
– Тише! – Аня с лёгким испугом приложила палец к губам.
Петя вздохнул:
– Полно. Неужели ты думаешь, что кто-то знает и помнит его стихи? Может быть, через те десятилетия, о которых ты говорила, и вспомнят, и поставят памятник великому русскому поэту-мученику…
Он говорил о расстрелянном ещё в 1925 году Алексее Ганине, друге Есенина и, пожалуй, самом прозорливом из всех крестьянских поэтов, всецело понявшем сатанинскую суть большевизма и вступившем в борьбу с ним. ГПУ обвинило его в создании «Ордена русских фашистов», ставящего целью свержение Советской власти, и расстреляло в возрасте Христа без суда вместе с несколькими «подельниками» – поэтами, художниками, врачами… Что было на самом деле, так и осталось тайной, которая будоражила воображение Пети, почитавшего поэзию Ганина даже выше есенинской и видевшего убитого поэта в ореоле героя–борца, павшего за освобождение Родины.
– Когда-нибудь так и будет, – уверенно сказала Аня. – А теперь идём домой! Мама будет волноваться, – и обеими руками ухватив его ладони, задорно улыбаясь, она повлекла за собой: – Вот, увидишь, у нас всё получится, и афиши с нашими именами будут висеть повсюду! Ты станешь знаменитым режиссёром, а я – чуть-чуть менее, но тоже знаменитой певицей!
– Тогда уж я стану – «чуть-чуть менее», – пошутил Петя.
– Посмотрим! – рассмеялась его подруга и побежала по улице, крикнув: – Догоняй!
Бодрый настрой Ани всецело передался ему, и великая иллюзия снова овладела им, навевая пёстрые сны. Да, он будет ждать! Десятилетия, если потребуется! Ему хватит терпения, чтобы дождаться своего дня, который непременно настанет!
До дома они добрались уже за полночь. Тётя Аля ждала их во дворе, беспокойно прохаживаясь вдоль дома. Аня подбежала к ней и, чмокнув в щёку, прощебетала:
– Мамочка, прости нас! Мы ждали Слепнёва, а он не приехал, а потом…
– Я всё поняла, – кивнула Аглая Игнатьевна и повернулась к Пете. По её бледному, напряжённому лицу он понял, что случилось что-то плохое.
– Петруша, несколько часов назад звонили из Серпухова…
– Что-то с мамой? – вздрогнул Петя, почувствовав, как всё похолодело внутри.
– Её арестовали… Сегодня утром…
– Нет! – вскрикнула Аня, поднеся ладонь к губам и с болью взглянув на Петю.
– Я должен немедленно ехать в Серпухов, – стиснув зубы, произнёс он.
– Правильно. Я поеду с тобой, – кивнула тётя Аля. – А ты, Аня, иди домой.
– Нет, мама, я тоже поеду, – твёрдо сказала Аня, крепко стиснув локоть Пети.
Аглая Игнатьевна возражать не стала…