Претерпевшие до конца. Том 2

– Когда на первом богослужении он вышел благословлять народ, то получил незабываемый урок. Первая подошедшая, как будто под благословение женщина, быстро с гримасой бросила: «Сколько взял?» – и плюнула на поднятую для благословения руку! Следующая за нею, умильно заглядывая ему в глаза, подхватила: «Золотом или советскими?» – и в свою очередь плюнула. Плевки продолжались, пока, растерявшийся митрополит не скрылся поспешно в алтарь. Больше мы его не видали. Не зря владыка Дамаскин говорил: «Если не женщины, то кто же будет защищать Церковь? Пусть хоть они защищают, как могут». Да что говорить! Я на себе испытал в советских условиях их милосердие и самоотверженность, даже до смерти. Честь и слава русской земле, воспитавшей таких героинь!

После трапезы матушка написала два небольших письма – Алексею Васильевичу и владыке Иосифу, и Мария бережно спрятала их, пообещав доставить адресатам. Когда стемнело, тихо и по-домашнему отслужили вечерю, а наутро нужно было возвращаться назад. Мария решила дольше не задерживаться в Москве, не искушать судьбу. К тому же, как всегда во время разлуки, не покидало волнение за Алексея Васильевича, и хотелось уже скорее увидеть его, передать дорогую для него весточку. Отец Леонтий не подошёл благословить её, понимая, что благословение от священника, ещё не порвавшего общения с Сергием, она может не принять, и не желая создавать неловкого положения. Лишь пожелал тепло:

– Сохрани вас Господь на всех путях, Мария Евграфовна!

Солнце лениво поднималось из-за горизонта, и деревенскую улицу уже вовсю оглашали матюги – пастух гнал на выпас стадо. Мария посторонилась, с удивлением отметив, что даже коровы сильно потеряли в культуре за последние десятилетия. Коровы в Глинском всегда обходили человека и никогда не пёрли на него с видом тупого равнодушия, рискуя затоптать. Что ж, каков пастух…

Наконец, стадо прошло, и Мария, просветлённая и ободренная встречей с матушкой Софией, бодро зашагала по дороге, привычно повторяя про себя Иисусову молитву, некогда никак не дававшуюся ей, но за долгие годы ставшую неотъемлемой частью её мыслей, обратившуюся в навык, такой же естественный, как дыхание.

Глава 5. Митрополит Иосиф

Позднее лето в Казахстане нисколько не похоже на тот же период в России¹⁸. В эти дни в Устюжне уже бывало прохладно. Здесь же, в пустынном степном краю, раскалённое солнце так и палило, безо всякой пощады, и даже в тени изводила сорокоградусная жара.

В маленькой комнатушке глинобитного дома было не легче, и, хотя за долгие годы ссылки, владыка отчасти привык к местному климату, а всё-таки тяжко было. В эти дни, однако же, Господь послал радость: приехали навестить его сестра Каля с приёмной дочерью Ниной и четырёхлетним внуком Мишей, очень живым и смышлёным мальчуганом. Вот, кому нипочём были причуды степного климата, а всё окружающее не доставляло забот, но лишь будило неиссякаемое детское любопытство!

Митрополит чуть улыбался в усы, наблюдая за проказами ребёнка и охотно отвечая на его вопросы, отвлекаясь от нелёгких дум. Каля хлопотала по хозяйству, и Мишутка, нагулявший аппетит, уже не первый раз дёргал её за подол, прося что-нибудь поесть.

– Придёт мама с базара – будем обедать! – строго отвечала ему бабка.

– Ты бы, Каля, яичко ему сварила, – сказал владыка.

– Нельзя, владычко, пост, – назидательно отозвалась Каля.

Митрополит улыбнулся, ласково потрепав по голове подошедшего мальчика:

– Полно, Каля, ведь яичко-то от чёрной курицы, и грех для младенца невелик. Уж я-то ему прощение вымолю!

– Эх-эх, владычко, так-то вы в детях благовоспитанность воспитываете? – покачала головой сестра, вспомнив давнюю статью владыки «Как воспитывают неблаговоспитанность в детях». Что ж, дети всегда были его слабостью. И ещё молодым монахом, будучи в гостях, он норовил угостить их конфетами или чем-то другим и от одной маленькой девочки получил памятный урок. Малышка не взяла конфету, сказав, что мама не велит ей есть много сладкого. На заговорщицкое же предложение сокрыть «проступок» от родительницы заметила, что врать дурно. Тогда-то и задумался иеромонах Иосиф, что таким баловством и поощрением скрывания проступков невольно оказывает детям скверную услугу, воспитывая в них неблаговоспитанность.

– Что ж, Мишутка, придётся потерпеть, коли бабушка не велит, – развёл руками владыка. – Ничего, – ободрил, заметив огорчение ребёнка, – зато понуждая себя к воздержанию, ты стяжаешь себе праведную жизнь. Ты ведь хочешь, чтобы жизнь твоя была богоугодной и истинно благочестивой, как жизнь святых мужей, о которых вы с бабушкой читали в Житиях?

– Хочу, – кивнул мальчик, примостившись на топчане рядом с митрополитом, и спросил серьёзно, словно взрослый: – А как стяжать праведную жизнь?