Претерпевшие до конца. Том 2

– Любаша тебе её поручила, пусть так и будет. Мы с Катей своих четверых подняли и радости твоей отнимать не станем. Ты, если сможешь, хотя раз в год навещай нас с нею… Хотя, может, и того не надо. А то ведь она растёт, расскажет кому, что была у деда с бабкой. Большая беда тогда может выйти… Расти её, дочка, как родную. И, если сумеешь, так, чтобы не вовсе без Бога. А мы с Катей за вас обеих молиться станем.

– Спасибо, Игнат Матвеич! – тепло поблагодарила Наталья Терентьевна старика, в порыве радости прижав его жилистую, желтоватую руку к щеке. – Я почти не помню своего отца. Но вы для меня стали отцом в самое тяжёлое время. И нет таких слов, чтобы выразить мою благодарность…

Игнат ласково, по-отечески обнял её, чмокнул в лоб:

– Не нужно здесь никаких слов, дочка. Если во дни, когда родные становятся друг другу врагами, мы встречаем на пути родных по духу, то за это надо благодарить Бога, как за драгоценный дар.

И она благодарила. Всю праздничную литургию в тесной каморке, освещённой лампадами и украшенной берёзовыми ветвями, чудно пропахшей воском, ладаном и спелыми яблоками. Благодарила за Игната, благодарила за Васю – за всех, за всё…

Глава 8. Две жены

Отчего бы это в больницах даже сам свет – точно больной, бледный? Или кажется так усталому взгляду? Или избыток белизны даёт такой неприятный эффект? А за окном другое… За окном вовсю плещется, переливается красками лето! В Москве оно, конечно, не то, среди пыльных улиц… А, вот, в Посаде теперь самая благодать! Милый Посад, сколько уж лет порога родного не переступала…

Медсестра принесла очередную микстуру и, безразлично выпив её, Лидия тяжело повернулась на бок. Давным-давно следовало ей устроиться на этой койке, привести, насколько возможно, в порядок подорванное здоровье, не доводя его до предела, но разве можно было из непрерывной повседневной круговерти вырваться, заниматься собой, когда ежечасно требовали попечения другие?

Нужно было вырастить детей и допокоить беспомощного старца-отца, последние годы из-за полной слепоты нуждавшегося в постоянном присмотре. В присмотре за дедом могла бы помочь Ика, но её хорошенькое личико перекашивалось при одной мысли, что надо будет тратить бесценные часы, отведённые на всевозможные приятные занятия на ворчливого старика с его нудными наставлениями.

Лидия жалела дочь и потому всё бремя ухода за отцом приняла на свои плечи. В последний год, несмотря на прежнюю ясность мысли, он настолько изнемог телом, что бывали мгновения, когда измученная Лидия думала, что было бы лучше, если бы отец ушёл, освободил. Никого не было у неё во всю жизнь ближе и роднее отца, но, вот, сдали силы, настал предел им, и думалось, что когда его не станет, жизнь облегчится.

Но вышло всё иначе… С его уходом Лидия вдруг ощутила страшную пустоту вокруг себя. Сын уехал на заработки, полностью оторвавшись от распавшейся семьи, дочь так же жила своей неведомой жизнью, которой совсем не стремилась делиться с матерью. Всю жизнь она заботилась только о них, чтобы были они накормлены, одеты, благополучны. Когда же так случилось, что она – любящая и заботливая мать – потеряла своих детей? Ни Жене, ни Ике уже не нужна была она. Ике – разве что для того, чтобы содержать и готовить ей обед. Ей вообще никто не нужен. Не нужен был и собственный отец, к которому она, преступая через презрение, ластилась, чтобы получить «денежку» и «подарочек». В кого же выросла она? И что с ней будет дальше?

– Я погубила души собственных детей!.. – это были первые слова Лиды, когда после смерти отца она пришла в церковь.

Отец строго-настрого запрещал ей приобщаться Святых Тайн у «сергиан». А она его волю нарушила, потому что слишком нестерпима была пустота, потому что душа требовала пойти в храм и исповедаться, и приобщиться. Не служитель подаёт Святые Тайны, а сам Господь, а Господь зрит на сердце человека и не может лишить его благодати за то, что Дары он принял от последователей «апполосовых», а не «павловых». Этим успокоила себя Лидия и с той поры вновь стала посещать церковь, от которой была практически оторвана несколько лет.

Жизнь утекала сквозь пальцы, проходила тенью… Прежде Лидия держалась, зная, что нужна старику-отцу, а без него – что же? Среди ночи она просыпалась: ей чудился голос отца, зовущий её. И больно становилось от мысли, что он никогда больше не позовёт…

В июне Ика закончила девятый класс и, сдав экзамены, укатила отдыхать к родственникам закадычной подруги, жившим на юге. Лида осталась совершенно свободной, и эта свобода была страшна. Всю жизнь она жила для кого-то, всю жизнь весь день её был расписан по минутам, и в таком графике не оставалось брешей для прислушивания к самой себе. Теперь же на это растлевающее и разрушающее занятие приходился весь день.