Мэйв искренне любила меня, а я любил ее, но не мог выразить или показать ей это обычными способами. Вспоминая, как она держалась все эти годы, я не могу ее не уважать. Ей было нелегко оставаться в моей тени на собраниях и семейных прогулках, во время которых меня узнавали, а я искренне считал, что это ничего не значит. Но когда «За кровь платят кровью» вышел в прокат, моя жизнь изменилась по-настоящему. Какой бы репутацией я ни пользовался в Лос-Анджелесе до этого фильма, он принес мне заслуженную мировую славу. Я встал на новый путь и не знал, удастся ли мне пройти по нему вместе с семьей.
Сразу после выхода «За кровь платят кровью» мне предложили роль в фильме Эллисона Андерса «Моя сумасшедшая жизнь». Картина рассказывала о группе девчонок, растущих в банде, и о том, как их пути расходятся в жестоком преступном мире. «Моя сумасшедшая жизнь» стала важным фильмом для меня после того, как я отказался от «Американизируй меня» и возвысился в «За кровь платят кровью». Целью обоих этих фильмов было показать скрытую сторону жизни в группировках, но только у «Моей сумасшедшей жизни» получилось сделать это по-настоящему.
Центральными темами фильма стали одиночество и отчаяние, страдания семей и другие неприглядные последствия жизни в банде. Некоторые сцены в «Моей сумасшедшей жизни» были по-настоящему темными. Например, как беременные девочки стоят в очереди за талонами на еду; как мать ревет на кухне, потому что ее дочь убили в перестрелке; как родители забирают машину своего сына, изрешеченную пулями.
Эллисон Андерс – настоящий художник, она понимала, что и как надо изображать. Молодые верят в свое бессмертие, они считают, что плохое случается со всеми вокруг, но не с ними. Они уверены, что на земле нет людей удачливее и счастливее – только они. Эллисон знала, какой привлекательной детям кажется жизнь в банде. Она понимала, что сложно научить их чему-то, когда они уверены, что знают все на свете.
Гилберт научил меня многому, но именно в этом не преуспел. Мы не были бессмертными. Многие из моих братьев по старым группировкам были мертвы. Битвы, которые мы когда-то выиграли, обернулись последствиями, которых мы не ожидали. Мы не ценили ни собственные жизни, ни жизни окружающих. Я потратил годы, стараясь это исправить.
Глава 24. Правильное решение, 1991
Пока мать малыша Дэнни, Диана, сидела за решеткой, я наладил отношения с ее родителями, которые жили в Лонг-Бич. Иногда я привозил к ним малыша Дэнни, чтобы он провел время с бабушкой и дедушкой. Когда ему было пять, на их вопрос: «Чем хочешь заняться?», он ответил: «Пойдем на пляж и зацепим цыпочек!». Ко мне возникли вопросы.
– Дэнни, чему ты учишь своего сына? – спросила у меня мать Дианы по телефону.
Вскоре после этого они переехали в Ломпок, небольшой городок в паре часов на север от центрального побережья. Когда Диана вышла, она переехала туда же к своим друзьям. Летом малыш Дэнни проводил там много времени. Однажды я приехал за ним, и мать Дианы позвала его с улицы. Я стоял и смотрел, как он играет с друзьями. Он был на седьмом небе от счастья. В Ломпоке у него были огромные дворы для игр и куча приятелей. А мой дом окружали банды: «Венис Трес», «Крипс», «Кровавые». К ним присоединялись дети возраста малыша Дэнни. В Венисе вместо группировки друзей малыш Дэнни попал бы в настоящую группировку – это был лишь вопрос времени. В Венисе жило огромное количество наркоманов, и меня это устраивало – именно их я привлекал на свои реабилитационные программы. Но у матерей моих детей и у меня самого был печальный опыт с наркотиками, и мы понимали, что наши дети имеют склонность к зависимостям. В Венисе знакомые нам проблемы рано или поздно настигнут и их тоже. Возможно, этот город был не лучшим местом для детей.
Малыш Дэнни услышал голос бабушки. Мне показалось, что хоть он и был рад видеть меня, все же не хотел покидать друзей.
– Сейчас, пап, скоро буду, – крикнул он.
Я наблюдал, как он прощается с ребятами, и ощутил тяжесть в груди. Малыш Дэнни был счастлив в Ломпоке.
Когда мы вернулись в Венис, я обо всем рассказал Мэйв и спросил, что она думает по этому поводу. Мэйв относилась к малышу Дэнни как к собственному сыну. Ему на тот момент было уже десять, с ним вырос наш трехлетка Гилберт. Они делили одну комнату и двухъярусную кровать, только Даниэлла спала в собственной кроватке. Они все искренне любили своего старшего брата. Нам не хотелось их разлучать, но Мэйв старалась думать о будущем. Диана и ее родители были адекватными, ответственными и любящими людьми со стабильными работами и хорошими домами.
– Может, в Ломпоке ему будет лучше, – сказала Мэйв. – Пусть поживет с матерью.
– Я не хочу расставаться с собственным ребенком, – ответил я.
– Через пару лет за ним придет улица, и ты это знаешь, – возразила Мэйв. – А там он будет в безопасности.
– А что насчет Гилберта и Даниэллы? Им тоже нужна безопасность.
– Они еще малыши. У нас есть время придумать, что делать дальше, – заверила Мэйв.