Преступление, искупление и Голливуд

Он пересек границу. На площадке тут же повисла тишина, а температура словно упала на пятьдесят градусов. Атмосфера стала знакомой, дерьмо уже полетело на вентилятор. Я тут же оттащил актера назад, а Джордж принялся успокаивать Северян. Конфликт удалось подавить, но если бы мы оступились еще раз, без жестокости не обошлось. Я был рад, что работа подходила к концу.

Больше всего я гордился тем, что к финалу съемок «За кровь платят кровью» мои коллеги стали смотреть на меня как на равного, а не на бывшего зэка. Мы были актерами, а не убийцами, которых изображали. Я поборол свои прежние комплексы и в ответ завоевал глубокое уважение специалистов, которые вложили в свои карьеры так много сил и времени.

До выпуска фильма в прокат «Буэна Виста Пикчерз», дочерняя компания «Диснея», изменила название картины на «Связанные честью». Видимо, большие шишки решили, что оригинальное название было слишком жестоким для их бренда.

На съемках я завел много прекрасных друзей. Помимо Тэйлора и других актеров, я сблизился с несколькими членами «Нуэстра Фамилия» и уговорил их на реабилитацию. Двое из них с тех пор не употребляют, а это было лет тридцать назад. Другой заключенный – Брайли (Чато) Перез до сих пор мой близкий друг. Я показал ему, что изменить свою жизнь реально. Потом он вышел из тюрьмы, избавился от зависимости и не употребляет уже пятнадцать лет.

Но самое большое влияние на меня оказал Марио. Нашей короткой встречи хватило, чтобы я навсегда его запомнил. Пятнадцать лет спустя я выступал на реабилитационной конвенции в Бербэнке. Я вошел в выставочный зал и через все помещение разглядел стоящего ко мне спиной бугая. Я сразу узнал в нем Марио. Оказалось, что после нескольких отсидок он перестал пить и употреблять дурь и не собирался возвращаться к старым привычкам. Тогда я и понятия не имел, какую роль Марио сыграет в моей жизни.

Глава 23. Моя сумасшедшая жизнь, 1991

По окончании съемок продюсерский центр запланировал большую вечеринку в Сан-Франциско. Меня умоляли остаться, но я отказался – очень уж хотел вернуться домой и обнять Мэйв. Побыв в окружении заключенных, которые лишились своих семей, я начал ценить свою семью больше. Когда я сидел сам в 60-х, никто не ждал меня ни на улице, ни дома, и меня это устраивало – так было проще. Но теперь у меня было трое детей и прекрасная женщина, и мне не нужно было ждать тюремного свидания, чтобы увидеть их. Все, что мне было нужно – билет на самолет.

По дороге домой я просил Бога придать мне сил, чтобы жить в настоящем, стать внимательным и любящим. Уважение и принятие, которое проявили ко мне заключенные «Сан-Квентина», растрогали меня. Когда ты сам зэк, тебя зачастую уважают из страха, но когда ты выходишь, а отношение к тебе не меняется, – это дорогого стоит. Бог сделал мне великий дар, дав возможность вернуться обратно в тюрьму, из которой я не надеялся выбраться живым, и стать частью великого искусства.

Дорога от аэропорта Лос-Анджелеса до дома заняла всего двадцать минут, но они показались мне вечностью. Первое, что я сделал – это взял детей на пляж, пока Мэйв готовила ужин. Позже, лежа в кровати, я смотрел на Мэйв, Гилберта и Даниэллу, сопящих рядом в обнимку, и думал: «У тебя есть семья – самое прекрасное, что может быть. Почему ты не ценишь ее, Дэнни? Похер на все остальное, на все возможности, которых ты якобы лишаешься. Вот все, что тебе нужно». Все, что было мне дорого, лежало рядом со мной, и все равно этого было мало. «Да что, черт возьми, со мной не так?», – думал я.

Будь я более осознанным, я сразу бы понял, что мы с Мэйв оба эмоциональные, незрелые и неустойчивые люди с жаждой контроля, которые сами не хотят никому подчиняться. Особенно я. Мой отец, дяди и их друзья считали, что ты слабак, если позволяешь женщине собой помыкать. Если кто-то из мужчин семьи, не поднимая глаз, просил: «Принеси пиво», другие жены тут же вставали, спрашивали своих супругов, не хотят ли они тоже бутылочку, а потом выходили все вместе на кухню. Если чья-то жена устраивалась на работу, ее мужа чмырили на барбекю и вечеринках:

– Анна, а можно Арту пивка?

Был только один способ чувствовать себя мужчиной в таком мире.

Я знал, что никогда не смогу состоять в моногамных отношениях. Каждый день я втихую флиртовал, моя жизнь продолжалась за стенами нашей квартирки. Я никогда не интересовался у Мэйв, как она к этому относится. Если я хотел погулять, я уходил, не спрашивая разрешения и не говоря, когда вернусь домой. Отчитывались перед женами только сосунки. Только лохам требовалось согласие их старушек.

– Где ты был?

– Не твое собачье дело.

– Куда ты?

– Да откуда я знаю.