Преступление, искупление и Голливуд

На следующее утро я забрал Эдди из его отеля. Доктор Дорр по моей просьбе пришел в клинику раньше, позвонил в клинику в Нью-Йорке и подтвердил участие Эдди в метадоновой программе. Нам тут же прислали его рецепты.

Все разрулилось за один телефонный звонок. Бог продолжал блистательно выполнять свою работу. Если бы я не объявился на съемочной площадке в ту ночь, Эдди бы наверняка вернулся к коксу. А если бы я не ответил на звонок того пацана, то не стал бы актером.

Все время, что я работал над «Поездом-беглецом», я так и не наткнулся на парнишку, который просил меня о помощи. Думаю, он не удержался перед искушением и снова подсел на наркоту.

Когда мы вернулись на площадку, я попросил Эдди привести Эрика за сцену, где висела груша. Я считал, что ему стоит посмотреть на меня в деле – тогда он все поймет. Как только Эрик увидел меня, молотящего грушу, он тут же повернулся к Эдди и выпалил:

– Я тоже так хочу.

Перед съемками драки координатор каскадеров попросил меня продемонстрировать несколько приемов.

– Покажи джеб, – попросил он. Я сделал несколько выпадов.

– Прекрасно, Дэнни. Прямые, четкие удары. Не хотел бы я испытать их на себе, – оценил он. – Но камера не передаст такой красоты.

Он объяснил, что в прошлом ему было трудно работать с профессиональными боксерами. В кино удары должны быть циклическими и замедленными, чтобы камера успела их зафиксировать. Я намотал на ус все, что он сказал.

На площадке я будто снова очутился в разгаре тюремной драки. Вокруг кричали, совсем как в «Сан-Квентине» или «Соледаде», во мне бурлил адреналин. Когда Андрей скомандовал «Мотор!», мир как будто замедлился. Хотя сцена была вполне обычной – двое дерутся, толпа смотрит, – мне казалось, что она про меня. Мне было пофиг, что там вытворял Эрик – я играл свою роль. Двигаясь, я заставлял его следовать за собой именно так, как хотел Андрей. Когда Эрик ударял с левой и открывался на камеру, я перемещался так, чтобы он занял нужную позицию. Процесс приносил огромное удовольствие.

Между дублями сцены ассистент режиссера – тот самый, который спросил, смогу ли я сыграть заключенного, – подошел с моей анкетой в руках.

– Дэнни, твое агентство дало добро на роль!

– Повезло, что я так рано к вам попал, – рассмеялся я.

– Это точно. Я бы просто запихнул тебя на задний план, а теперь тебе будут платить большие деньги.

Такой поворот событий удивил его не меньше, чем меня.

– Но мы всегда можем вернуть тебя на ставку в восемьдесят баксов в день, если захочешь.

– Нет уж, меня все устраивает.

Он рассмеялся и похлопал меня по спине.

Однажды фильмы уже спасли меня, а теперь я и сам участвовал в съемках. В 1966 году в «Фолсоме» меня заперли в карцере. В каждой тюряге новеньких зэков сначала сажали на карантин или в психушку. Когда я прибыл в «Фолсом», то даже во двор не попал. Меня сразу заковали в наручники и отвели в пятый блок, где я дожидался своего распределения. Никто не знал, когда это случится, четко установленных сроков не было.

«Фолсом» был похож на замок Дракулы. Его стены были сделаны из массивных гранитных блоков, летом температура внутри поднималась выше ста десяти градусов по Фаренгейту. Зимой можно было сдохнуть от гипотермии. «Фолсом» был темницей темниц. Мне до сих пор снятся кошмары о пятом блоке.

Меня посадили в комнатушку метр на метр. В стальной двери была прорезь – единственное окно во внешний мир. Я не общался ни с кем, кроме охраны. Они передавали еду дважды в день, и она, кстати, была что надо, в отличие от обычной тюремной баланды. Чтобы не сойти с ума, я отжимался, приседал и разыгрывал по ролям фильмы, которые успел посмотреть. Я постоянно возвращался к двум картинам – к «Горбуну из Нотр-Дама» с Чарльзом Лафтоном и «Волшебнику страны Оз». Каждый день я отыгрывал сцены из каждого. Помнил я на удивление много. Наш мозг запоминает все, что мы видим и слышим, и хранит информацию до тех пор, пока она не понадобится. Эти воспоминания дарили мне свободу. Каждый раз, когда охранники орали: «Заткнись нахер, Трехо!», я вопил в ответ: «Воду, она дала мне воду!», цитируя Горбуна.

Я отыгрывал сцену, в которой Дороти, Железный Дровосек, Пугало и Трусливый Лев пересекают маковое поле. Когда я впервые посмотрел «Волшебника страны Оз», это поле показалось мне бесконечным. Только начав работать в киноиндустрии, я понял, что оно было нарисованным. Потом я изображал, как они впервые видят Изумрудный город, и сам буквально видел его красивые, ярко-зеленые башенки, блестящие вдалеке. Повторяя за Дороти, я говорил:

– Вот и Изумрудный город. Красивый, правда? Этот волшебник наверняка добрый, раз живет в таком прекрасном месте.

Актерское мастерство было мне знакомо. Все детство я играл, чтобы выжить. Я притворялся, что мне нестрашно, когда у меня поджилки тряслись. Строил из себя крутого парня, когда грабил. В «Фолсоме» я актерствовал, чтобы не сойти с ума. Мне нужно было двигаться, говорить вслух, слышать свой собственный голос.

– Ах ты, крыса, посмотри, что ты наделала! Я таю, таю!