Преступление графа Невиля. Рике с Хохолком

Всю ночь в девочке бушевали отголоски великого события. Она не задавалась вопросом, что именно она чувствует, да это и не нужно было, тело говорило за нее. Погруженная в транс первой влюбленности, она не сомкнула глаз. Утром встала, не ощущая ни малейшей усталости.

В зеркале ванной комнаты она обнаружила, что красива. Слова Тристана звенели в ее ушах: они были обращены к девушке, чье отражение она видела в зеркале. Впервые ей удалось установить дистанцию, достаточную, чтобы она могла вообразить себя другим человеком, который только-только ее увидел. Она задрожала от страха.

Она помчалась в лицей, но Тристан пришел еще раньше. Судьба распорядилась так, что трое мальчишек пришли за минуту до нее и накинулись на Тристана. Скрытая приотворенной дверью класса, вот что она услышала:

– Ну, давай рассказывай.

– Вас это не касается.

– Не выламывайся. Тебе самому невтерпеж.

– Что вы хотите знать?

– Как она целуется, эта Молочница?

– Как любая девушка, которая впервые позволяет себя поцеловать.

– Это был ее первый поцелуй?

– Без сомнения.

– Ну и каково это, целовать девственницу?

– Довольно странно.

– Она хороша?

– Не особо.

Раздались дурацкие смешки.

Стоя за дверью, Мальва заледенела. Сил хватило, только чтобы понять, что ей следует немедленно уйти. Унижение умножилось бы тысячекратно, если бы мальчишки поняли, что она их слышала.

Оцепенев от холода и муки, она бросилась во двор. Рухнула на скамейку и застучала зубами.

Десятью минутами позже Тристан подошел к ней. Она отвернулась и не пожелала на него смотреть. Он попытался обнять ее, она с отвращением оттолкнула его и не ответила ни на один из вопросов.

– Женщины переменчивы, глуп тот, кто им верит[23], – изрек он.

Даже если бы она хотела заговорить, вряд ли бы у нее получилось: так стучали зубы. Заметив ее невменяемое состояние и конвульсивную дрожь, Тристан решил, что она сошла с ума. «Все считают ее глупой, а она просто спятила», – подумал он, уходя.

Мальва провела день в сомнамбулическом состоянии. Некоторые учителя забеспокоились, услышав, как она клацает зубами, она пробормотала едва слышно: «Я простыла», обхватив себя руками.

Тристан ни на миг не заподозрил, что девушка слышала его жалкий разговор с тремя мальчиками. Кстати, он о нем уже забыл; только посредственность так уверена в собственных достоинствах.

На первой же перемене класс заметил, что роман завершился. Майте немедленно подскочила к обольстителю:

– С Мальвой покончено?

– Как видишь.

– А что случилось? Расскажи!

– Тебя это не касается, – оборвал Тристан, напустив на себя озабоченный вид джентльмена, защищающего репутацию бедной дурочки.

В полном восторге, Майте бросилась распространять информацию: «Еще вчера он выглядел дико влюбленным! Надо же быть такой непроходимой идиоткой: не прошло и двадцати четырех часов, как Тристан ее уже видеть не может!»

Одна второгодница не придумала ничего умнее, чем написать мылом на зеркале в туалете для девочек: «Красавец и дурища»[24]. Когда Мальва пошла помыть руки, ее глаза пробежали по посланию, но она ничего не почувствовала. Сидевшая в засаде второгодница была так обескуражена отсутствием реакции, что распустила слух, будто Молочница еще и не умеет читать. Отныне не было пределов тому, что говорилось на ее счет.

Было б неверно утверждать, что эта травля оставила Мальву безучастной. Из глубин своего страдания она ее просто не заметила. Когда занятия закончились, она собрала последние силы, чтобы вернуться домой.

Штокроза увидела, как мимо нее прошла зомби и сразу поднялась к себе. Она двинулась следом. Девочка лежала на кровати, как фигура надгробия: веки сомкнуты, лицо бледное, тело застыло.

Бабушке и не нужно было задавать вопросы: она схватила внучку за руку и разделила ее ледяную боль. Прошептала, что любовные горести – это неизбежное испытание, через которое, взрослея, проходит каждый.

– Как бы глубоко ты ни страдала, заверяю тебя, это пройдет.

– Я сейчас умру.

– Ты не умрешь.

– Бабушка, во мне поселился такой холод. Я чувствую, что умираю.

Штокроза положила ладонь на лоб ребенка, потом измерила температуру: ровно тридцать шесть градусов. Она напустила в ванну горячей воды и перенесла туда легкое тело. Заставила ее сделать несколько глотков кальвадоса. Потом уложила, нагромоздив сверху груду одеял.

– Мне холодно, – только и сказала девочка.

Тогда бабушка пустила в ход последнее средство: она сама забралась в кровать и прижала к себе заледеневшую Мальву. Она ни на секунду не расслабляла объятий и без конца шептала на ухо девочке: «Не умирай, не умирай». Через час Мальву наконец охватила дрожь, и бабушка поняла, что та будет жить.

На всякий случай Штокроза осталась с ней до утра. Любовь, объединяющая их, была так сильна, что сон не нарушил их слияния.

Проснувшись, Мальва удивилась:

– Ни за что бы не поверила, что останусь жива.

– Возлюбленному Своему Он дает сон[25], – сказала бабушка, знавшая Псалтырь.

– Значит, Бог – это ты, а я возлюбленная, – заключила девочка.

Они еще долго лежали рядом, наслаждаясь радостью, казавшейся такой простой, когда два существа любят друг друга.