– Я научу вас упражнениям. Делайте, как я.
Перед огромным зеркалом Деодат повторял движения доктора. Сравнение их двух тел было для него унизительным; он испытал бы стыд, если бы почти сразу не влюбился в невозмутимую молодую женщину.
После пятидесяти минут упражнений она велела лечь на обитую дерматином кушетку и начала массировать ему спину. Он испытал парализующее наслаждение.
– Хотел бы я, чтобы вы никогда не останавливались, – сказал он, когда она подняла его и усадила напротив письменного стола.
Не поведя бровью, она записывала наблюдения в журнал.
– Вам не следовало бы называться Лейд[27], – добавил он.
– Правильно произносится Лейде, – ответила она, очевидно привыкнув к такого рода замечаниям.
Она назначила ему ежедневные посещения, пять раз в неделю, в семнадцать часов, продолжительностью в час. Он, который раньше смотрел на это как на испытание, пожалел, что визитов так мало.
– Этого недостаточно, – заявил он.
– Да, верно. Вот почему вы будете заниматься самостоятельно дома не меньше двадцати минут каждый день. Повторяйте те упражнения, что я вам показала в начале сеанса.
Не такого ответа он ждал. На улице он глянул на вывеску. На металлической пластине было выгравировано: «С. Лейде – кинезитерапевт».
На следующий день, одетый, как и она, в джинсы с майкой, он сказал ей во время разминки:
– Имена ста процентов женщин, которые имели для меня значение, начинались на «с».
Ноль реакции. Он почувствовал себя неуклюжим, но продолжил:
– И заканчивались на «а».
– Поставьте ноги параллельно.
– Как ваше имя?
– Саския[28].
Он был ошеломлен:
– Как красиво! Я никогда не слышал такого имени.
– Жену Рембрандта звали Саския.
Эта новость его совершенно очаровала. Для любящего обнаружить, что предмет его любви носит дивное имя, равнозначно торжественному посвящению в рыцари. Все воспринимается по-разному в зависимости от того, зовут избранницу Саскией или Самантой.
– Пожалуйста, сосредоточьтесь. Помните, что вам нужно делать те же упражнения дома.
Он был без ума от ее мягкой и совершенно нейтральной манеры давать указания. Она никогда не проявляла властности – как женщина, привыкшая, что ее слушают. А как не захотеть бесконечно слушать этот серьезный голос с забавным акцентом?
– Нужно смотреть на мое тело, а не на мое лицо, – добавила она.
Он сделал над собой усилие. Конечно, у нее было стройное грациозное тело, но лицо манило его больше. Очень смуглое и темноволосое, короткая стрижка с челкой – прическа, которая никогда ему не нравилась, но очень ей шла, – зеленые глаза с тяжелыми веками, неподвижные черты, постоянно мягкое и серьезное выражение, пристальное внимание к телу пациента и куда меньшее – к тому, что тот говорил.
Массаж был моментом чистого счастья: она касалась его, разминала, растирала и он мог свободно с ней разговаривать.
– Почему вы живете во Франции?
– Я вышла замуж за француза.
– Сколько времени вы уже в Париже?
– Восемь лет.
Ему было стыдно задавать такие банальные вопросы.
– Часто ли попадаются пациенты с моим диагнозом?
– Все реже и реже.
– Сколько еще времени мне потребуются ваши услуги?
– Два года.
– И только?
– Два года – это много.
– Для меня недостаточно.
– Вы будете делать упражнения дома каждый день по двадцать минут на протяжении всей жизни.
Дальше сеанс протекал в молчании. «Два года. У меня два года, чтобы влюбить ее в себя», – думал он.
Ему никогда еще не приходилось завоевывать любовь женщины. С его пятнадцати лет девушки брали инициативу на себя. Впервые в жизни добыче предстояло примерить роль охотника.
Охотничий настрой Деодату не понравился. Он предпочитал вдохновляться брачной церемонией птицы шалашника, который строил настоящий цветочный парк в миниатюре, чтобы покорить очередную попрыгунью. Поэтому он довольствовался тем, что перед каждым визитом заходил в цветочный магазин и покупал цветок, который наиболее соответствовал его сегодняшнему настроению. Саския вежливо благодарила, ставила подарок в вазу и начинала сеанс.
– Вам не надоедает все время выполнять вместе со мной одни и те же упражнения?
– Нет, мне не надоедает. Это моя работа.
Ее постоянно ровное настроение его обескураживало. Поговорить с ней он мог только во время массажа, что приводило его в отчаяние, потому что он предпочел бы в молчании наслаждаться тем удовольствием, которое она ему дарила. Но надо же было как-то вызвать к себе интерес.
– Я орнитолог, – сообщил он на очередном сеансе.
Он привык, что это заявление обычно производит эффект. Саския лишь сказала:
– Хорошая профессия.
Двинуться дальше оказалось не так-то легко.