– Ну, это совсем другое дело, – принялся объяснять надзиратель. – Мы с Рандом выводим вашего друга из камеры и ведем к выходу из тюрьмы. С собой имеем заготовленную бумагу, где черным по белому написано, что узника такого-то срочно надлежит переправить в Тайную Канцелярию для допроса. Вы ждете нас в условленном месте, мы приводим вашего друга и передаем вам. Вот и все.
– И за это – тысяча золотых? – возмутился Конан.
– А плата писцу за подделку бумаги? – стал перечислять Серкл. – А подачки другим стражникам? А мзда моему напарнику, чтоб в этот день “заболел”? И, главное, нам с Рандом нужны средства, чтобы обустроится на новом месте. Сами понимаете, в Бельверусе после этого дела нам оставаться нельзя, обвинят в споспешествовании побегу государственного преступника – и поминай как звали…
– Как же вы раньше обходились? – не утерпел варвар.
– Так за тысячу побег еще никто не заказывал, – охотно пояснил Серкл. – Дорого, не всяк решится.
– Ну так что? – безразлично произнес Ранд. – Надумали что-нибудь? Ежели да – назначим срок. Ежели нет – платите двадцать талеров за неразглашение вашей тайны и прощайте.
– Это какой тайны? – изумился Конан.
– А такой, что вы хотите устроить побег государственному преступнику, и вас за это надлежит арестовать и доставить куда следует, – буднично сказал Ранд и уткнулся в свой кубок.
– Что ожидает нашу страну, если в ней продажны все – от вельможи до последнего стражника? – патетически вопросила Ринга куриную ножку.
– Так скажите спасибо, милочка, – весело подмигнул Серкл. – А иначе вы бы могли уже нанимать плакальщиц для вашего друга, причем одну для тела, а одну для головы.
– К тому же я далеко не последний стражник в Каземате, – равнодушно добавил Ранд. – Последний как раз и не продается – кому он нужен-то?
– Ладно, – решилась Ринга. – В конце концов, я вас с Мораддином в это дело втравила, мне и отвечать, – девушка-гуль решительно взглянула на Ранда. – Назначай срок.
– Неужто наберешь тысячу золотых талеров? – полюбопытствовал Конан.
– Как-нибудь справлюсь, – с достоинством ответила Ринга.
– Дня через четыре, – поразмыслив, сказал Ранд. – Пока бумагу справим, пока то да се… Шестьсот золотых отдадите завтра, остальные – как получите вашего узника. Видите, все честно.
– Если до завтра денежек собрать не успеете, можно отложить, пока управитесь, – заторопился Серкл, умильно глядя на Рингу. Но девушка решительно махнула рукой:
– Я успею. Завтра.
– Вот и ладненько, – забормотал толстяк. – Я дочурку за ними пришлю, Ингоду. Вы ей скажете, куда придти. Она же вас и предупредит, когда вам нужно к Каземату прибыть за вашим другом.
– Смотрите, если уговор не выполните и с нашими деньгами удерете – из-под земли достану и кишки на башню Каземата намотаю! – напоследок пригрозил Конан.
– Как можно! – оскорбился Серкл. – Мы люди честные, уговор держим… К тому же, и у нас подозрение имеется – а вдруг вы остальные деньги не выплатите, когда мы вашего друга вытащим?
– Да вам и шестиста талеров бы за глаза хватило, – пробурчал киммериец.
– Значит, договорились, – подытожил Ранд, поднимаясь с лавки. – Тогда пойду я. Негоже, чтоб нас вместе видели.
– Гостиницу «Королевский плот» знаешь? – обратилась Ринга к дочери тюремщика. Та кивнула.
– Вот туда и приходи. Спросишь там господина Конана, – Ринга ткнула в сторону варвара и пробормотала: – Хотя какой он господин…
– Я поняла, госпожа, – впервые заговорила Ингода. Голос у нее был мелодичный и нежный. Конан сразу отставил кубок и бросил на девушку заинтересованный взгляд, но, получив под столом увесистый пинок от Ринги, вынужден был вернуться к прерванному занятию.
– А вот я вам напоследок еще смешную байку расскажу, – встрял Серкл. – Висит, значит, узник на дыбе. Подходит к нему палач и спрашивает: «Что, мол, не беспокоит ничего?» А тот и отвечает: «Да вот, нос чешется, а почесать-то никак…» – толстяк расхохотался. – Понимаете, да? На дыбе – а у него нос чешется! Ха-ха-ха!
Так, сопровождаемые раскатами добродушного хохота надзирателя, Ринга с Конаном и покинули этот гостеприимный маленький домик.
Это был обыкновенный дом терпимости, каких немало прячется на узких улочках Бельверуса, да и других городов славной Немедии. Снаружи не было никакой вывески, и лишь повешенный, по немедийскому обычаю, в окне женский пояс свидетельствовал, что здесь обделенный ласками мужчина за определенную плату может получить эти самые ласки сполна. Ближе к вечеру кольцо в носу железной головы буйвола, что украшала собой входную дверь в заведение, начинало свой стук, чтобы умолкнуть лишь с наступлением утра.