– Мне непонятно все. Начиная с момента моего рождения и заканчивая моей нынешней путевкой на больничную койку. А ты? Тебе что-то понятно? – спросила я.
– Пока что вырисовывается интересная картина, – кивнул Вадим. – Ясно, что Саша мстит. Кому мстит – вопрос другой. Но склоняюсь к ответу, что мне. Иначе не убрал бы Глеба. Не все ведь знают об истинном положении вещей, и о том, что мы с ним друг друга не переваривали. Далее, ты говоришь о сестре, которая умерла. Почему-то мне кажется, что я либо связан с этим, либо знал ее раньше. Из бывших сотрудниц вроде бы все живы и здоровы. Значит, остается версия, что эта девушка и есть та самая неопознанная, которую похоронили под именем моей жены.
Я постепенно переваривала сказанное Вадимом и мне становилось нехорошо. Зябко поежилась и потянула одеяло на себя, будто оно меня могло спасти, укрыть собой от внешнего, агрессивно настроенного мира. Но нет, это была лишь иллюзия защищенности. Самообман, к которому прибегал разум в попытке сгладить мою нервозность.
– Ты так легко об этом говоришь, словно совсем ничего не боишься, – прошептала я. – Так нельзя, Вадим. Ты даже представить себе не можешь на что способен человек, который в отчаянии.
– Почему ты так думаешь? Могу. Поэтому позаботился о твоей, в первую очередь, безопасности.
– Потому что я твоя уязвимость и слабость? – мне вспомнились слова Саши, сказанные в ресторане. – Ахиллесова пята?
– Не только. Ты не причем. К этой истории отношения не имеешь никакого, а значит и не должна мучиться, страдать или переживать, – покачал головой Вадим, глядя на часы. – И тебе пора спать. Нужно набираться сил.
– Но я не могу… – тихо сказала я. – Столько мыслей, что мне начинает казаться, будто голова сейчас взорвется.
Вадим молча посмотрел на меня, потом коснулся губами моего лба, нахмурился и так же, не говоря ни слова, вышел из палаты. Вернулся он совсем скоро в сопровождении медсестры. Она померила мне температуру, покачала головой и, перед тем как выйти, что-то шепнула Вадиму.
– Чего это она? – спросила я, едва за ней закрылась дверь.
– Сейчас тебе сделают укол, и ты уснешь. Когда проснешься, обещаю, я буду рядом, – он сжал мою ладонь и поднес ее к губам.
Проснулась я в темноте. И не сразу поняла, где нахожусь. Вместо больничного запаха, в ноздри настойчиво пробивалось зловоние. Пахло сыростью и какой-то гнилью. Где-то слева монотонно тикали часы, и едва слышался шум капающей воды прямо на пол.
– Эй, – тихо позвала я, прислушиваясь к гулкому эху, разнесшемуся по помещению. – Где я?
Тишина была мне ответом.
Я попыталась встать, и с удивлением обнаружила, что не могу этого сделать – что-то больно врезалось в шею. Поднять руки также не удалось – те были крепко привязаны к холодному металлу – каркасу старенькой койки.
Где-то справа послышался тихий стон, от которого внутри все перевернулось. В нем было столько боли и отчаяния, что я невольно вздрогнула.
– Кто здесь? – прошептала пересохшими губами, напряженно вслушиваясь.
В ответ снова тихо простонали.
– Ты можешь говорить? – чуть громче спросила я.
Стоны утихли и теперь я слышала лишь рваное дыхание. По коже пробежал холодок. Что-то тут не чисто. Хотя… сначала бы понять, где это – тут.
В телепортацию я не верила. И в моей голове не укладывался тот факт, что, заснув в больнице, в светлой и уютной палате, я очнулась хрен знает где, в кромешной темноте и сырости, да еще и с непонятным человеком в одной комнате. Покрутив головой, я поняла, что шея перевязана грубой веревкой, которая при малейшем движении царапала кожу.
– Чертовщина какая-то, – пробормотала я.
Но страха не было. Скорее, ощущение или предчувствие чего-то ужасного. А страх… Для того, чтобы чего-то бояться, нужно, как минимум, знать чего.
– Вадим? – снова позвала я, вспомнив его «я буду рядом, когда ты проснешься». – Ну и где же ты? Где ты, когда так нужен мне?
Сзади раздался скрип ржавых петель. В комнате сразу стало светло. На стене появилась тень, отброшенная человеком, стоящим в дверном проеме.
– Здесь!
Этот мужской голос я бы узнала из тысячи других голосов, так как он крепко врезался в память.