Преодоление

На похороны сына пришли мои родственники (даже мать пришла), пришли несколько друзей со стороны жены. Мы не хотели каких-то пафосных похорон с десятками приглашенных, нам было не до этого. Мы хотели только одного, чтобы поскорее все это закончилось! Нам повезло: на кладбище поблизости от города нашлось место, денег на похороны тоже нашлись, цены были невысокими. Помню, как мужчины при нас докапывали землю для могилы. Я все это время держал в руках своих гроб с моим сыночком. Он был такой умиротворенный! Как будто даже счастливый, что все уже закончилось, и тети в белых халатах не будут брать у него кровь на анализы и не надо будет больше плакать. Я вложил ему в ручку его любимую погремушку. Мы попрощались.

Потекли будни. Повторюсь, я плохо помню то время. «Серые», бессмысленные будни. Нас с женой как будто «как лимон выжали». Жена часто сидела перед телевизором, включенным без звука, и смотрела, как мелькают картинки… Я не требовал от нее ничего, понимая, как ей сейчас тяжело. Было тяжело и мне. Я не мог ни с кем говорить про смерть сына. Я не знаю, почему, но без слез об этом я говорить не мог. При этом я же не мог прийти на работу и начать там «слезы лить»? Со мной бы сотрудники просто не смогли вести рабочий диалог. Поэтому я «затолкал» поглубже в себя все свои переживания, ведь я же сильный! Я же – Терминатор! Мне всегда нравился этот персонаж еще с детства, и я хотел тогда хоть немного на него походить. Я считал себя человеком «из стекла и бетона»! Пуленепробиваемым и бессмертным. Поэтому чтобы один человек мог сидеть перед телевизором, другой должен был «пахать» и за себя, и за него! И я работал. Стиснув зубы!

Помню, как осенью 2005 года, буквально через 3 месяца после смерти ребенка, я защитил свою научную работу. Было невыносимо тяжело. Мы еще не отошли от предыдущего стресса, как наступил новый! Кто сдавал свои работы – тот знает, сколько сопутствующих мероприятий надо выполнить. Защищал свою научную работу в городе, откуда мой отец был родом, практически «не приходя в сознание». Но я не жалею об этом, т.к., наверное, не защити я свою работу тогда, у меня вряд ли нашлись силы это сделать позже! Хотя я дошел до такого состояния тогда, что моя решимость не позволила бы мне отказаться от защиты моей работы, даже если мне сказали, что ни единого шанса на это нет.

Я не жалел себя и ни разу не воспользовался возможностью попросить у кого-то снисхождения в связи с перенесенным горем. Для меня это было унизительно. Пользоваться именем сына для получения каких-то поблажек. Мы максимально сузили круг посвященных в эту ситуацию, и о похоронах мало кто знал. Знали лишь те, кому мы говорили про сына.

В то время я много размышлял о том, почему это произошло. Ведь такие дети, в принципе могут жить относительно нормально. И со временем все больше начинал винить себя в произошедшем, считая, что если бы я больше времени уделял ему, то, возможно, этих событий удалось бы избежать… Но я уже не мог ничего сделать. Я очень любил сына даже после его смерти и никак не мог его забыть. Часто ходил в Церковь и просил Бога, чтобы он позаботился о нашем ребенке и передал ему, что мы его любим и что мы его никогда не забудем… Мне было очень жаль свою жену. Я чувствовал, что не смог дать ей того счастья, на которое она рассчитывала, не смог защитить ее от проблем в жизни.

Но давайте вернемся все-таки к нашей основной теме книги, это формирование трансгендерности у человека. А что же происходило с ТГ во мне в это время? Давайте обратимся к следующей главе.

Глава 5.2 Блокада

…Кровью брызгая из глаз

В муках искривляя рот,

Ты готовишься упасть,

Набирая оборот…

«Грязь», гр. Агата Кристи

Нас спасло, пожалуй, то, что все произошло внезапно. Без мучений, страданий и длительных переживаний. После защиты диссертации я позволил себе даже немного расслабиться! Работал не по 14-16 часов (практически без выходных и праздников), а по 10-12 часов! Вы усмехнулись? Напрасно! Для меня это казалось отдыхом. У меня появились даже выходные и праздники.

С некоторыми друзьями мы стали меньше общаться. Не потому, что не хотели или злились на кого-то, просто не было сил, да и не могли мы слушать вопросы наподобие: «Как там твой сын, растет?» Не могли. Всем объяснять мне было трудно, практически невозможно физически, и мы предпочли просто уединиться внутри остатков нашей семьи. Говорить и смерти сына с друзьями нам было больно, и люди (спасибо им за это) как-то со временем это поняли.

Отношение с моими родителями у меня остались прежними. Отца я все больше уважал и жалел его, а с матерью ситуация была обратной: она при жизни ребенка ни разу к нам не пришла, когда мы слезно звали ее, извинялись и просили нам помочь, но она отторгла нас от себя. Конечно, вы скажете – она все равно твоя мать! Да, это так. И я сохранил с ней формальные отношения, но что-то внутри меня безвозвратно утеряно по отношению к ней. Я стал называть ее не «мама», а по имени-отчеству. Также называю ее и сейчас…