Премьера без репетиций

– Может, гранатой? – предложил кто-то.

Парень был прав. Гранатой, только гранатой можно выкурить эту нечистую силу из костела. Гранатой и решительными действиями. Так бы Рябов и поступил лет двадцать назад.

Но сейчас он был человек опытный и уже побитый. Он помнил, что везде действовал всеобщий закон – сорвавшаяся инициатива сильно наказуема, а выжидание – неподсудно. Рябов вспомнил одно из последних совещаний, где обстоятельно говорили об отношении к религиозным чувствам местного населения. Вспомнил и инструкцию, которую совсем недавно им прислали…

– Это же костел! – наставительно отрезал Рябов. – Плохо у вас, как я погляжу, поставлена разъяснительная работа. В общем, так, слушай, Коломиец…

Петр Николаевич расставил своих людей, чтобы тот, хромой, выбраться не смог. А сам отправился к ксендзу. Сначала он хотел послать этого служителя культа как парламентера. Потом испугался. Вдруг немец полоснет из автомата? Доказывай потом, что не ты попика шлепнул, если слухи пойдут. Решил просто притащить в костел – пусть дверь запрет и как представитель духовенства местного постоит. Вот вам и политическая символика. Там, глядишь, и Астахов подоспеет. Все легче.

Рябов уже решил отказаться от лавров победителя. Лавры тоже могут колоться. А последнее всегда удобнее предоставлять начальству. Особенно молодому.

Дверь в дом открыла румяная, пышная и томная хозяйка лет тридцати. Зябко кутаясь в накинутый, на плечи яркий платок, она проводила его в комнату. Шагая за ней, Рябов уловил уютный запах трав. «Ромашкой волосы моет. Знает толк! Попик-то, видно, не дурак в этом деле…»

Ксендз, высокий мужчина, с редкими волосами, был уже одет и сидел за круглым столом, покрытым аккуратной скатертью в синий цветочек. Он посмотрел на Рябова, встал, кивком приветствуя его, а потом быстро и властно взглянул на женщину. Та безропотно вышла.

– Слушаю пана пулковника. – Ксендз жестом предложил гостю сесть.

– Я не полковник, – строго поправил Рябов, а сам никак не мог придумать, как обращаться к ксендзу. Святой отец не для работника НКВД. Гражданин? Уж слишком по-граждански. Решил никак не обращаться. Местоимения хватит.

– Но пан есть высокий военный чин, а это для меня – пулковник. – Ксендз говорил почтительно, а сам так и сверлил маленькими глазенками. – Слушаю, пан пулковник!

– Прошу ключи от костела.

– А зачем пану ключи от храма?

Этот вопрос Рябова удивил. Он уже привык, что им лишних вопросов не задают, а делают то, что необходимо.

– Нужны. И вы нам тоже нужны. Пойдемте.

– Это невозможно. Я хвораю…

– Как невозможно? Болеете? – не нравился такой разговор Рябову.

– Так есть, пан, болею.

– Хорошо, тогда дайте ключи.

– И это невозможно. Я… как это… не имею прав. Пан должен понимать. У меня тоже начальники. Невозможно…

Рябов даже сразу не нашелся от удивления. Ну и ну. Работнику органов отказывает. Что-то здесь не то.

И это твердое упрямство в глазах.

Ксендз, воспользовавшись паузой, сам перешел в атаку.

– А зачем пан решил отомкнуть костел? – спросил он все таким же мягко-послушным тоном. А Рябов снова подивился. Что ж он, иезуит проклятый, не знает, что костел не заперт? Крутит, как пить дать, крутит.

– Чем вы больны? – настолько строго, насколько ему позволяли разбитые губы, спросил Рябов.

– Лихорадкой, проше пана… Может, чашечку кавы? Эльзя!

– Не надо, – отрезал Петр Николаевич.

Появившаяся было хозяйка снова неслышно ушла.

– Собирайтесь. – Петр Николаевич устал разводить дипломатию.

– Что? – Ксендз побледнел. Он приказ понял по-своему.

– Собирайтесь, говорю. Берите ключи и пошли. Не так уж здесь далеко. Не убьет лихорадка.

– Я не понимаю пана… – Ксендз тянул время.

– Фамилия? – строго прошепелявил Рябов. С разбитыми губами этот короткий вопрос прозвучал грознее обычного.

Ксендз потерял свою самоуверенность.

– Симковский, проше пана… – промямлил он.

– Так вот, гражданин Симковский, собирайтесь. И побыстрей! Некогда, – Рябов недвусмысленно передвинул кобуру на ремне.

– Это что, арест?

– Нет.

– Но…

– Собирайтесь! – резко оборвал Петр Николаевич. Его расцарапанные пальцы постукивали по крышке кобуры. Ксендз осекся.

– Пусть так. Эльзя, запряги лошадь. Это быстро. – Последние слова снова были обращены к Рябову.

Через несколько минут пара рыжих сытых лошадей, запряженных в легкую телегу, несла их к костелу. Перестук копыт далеко раздавался в округе…

Стук копыт был слышен и в костеле. Это насторожило Генриха Лихера. Что-то пока нехорошо выходит…

Сначала все шло прекрасно. «Полковник» – человек толковый. Чувствуется школа. До мелочей все предусмотрел. Как подойти. Как дальше небольшой группкой пробираться. Даже как избежать возможных внезапных неприятных встреч продумал. А тут эта засада русских… И ногу подвернул.

Хорошо, удалось все же оторваться и воспользоваться запасным вариантом. Двери костела, как и было условлено, оказались открытыми.

А лодыжка у него здорово припухла. Внутри словно углей из костра набросали. Так, русские, получив свое – автомат недаром сам отлаживал, – пока внутрь не сунутся. Только кто там на конях разъездился? Да ладно, нужно успеть.