Прекрасный инстинкт

Я больше ничего не добавляю к сказанному. Его первый вопрос был вполне нормальным, но теперь он заслужил веревку, на которой, надеюсь, не повесится. Я не только буду поражена тем, насколько неверно судила о нем, но и останусь с разбитым сердцем, и мое доверие разрушится безвозвратно. Осмелюсь сказать, я верю в Кэннона больше, чем во что-либо еще в этом мире. Я не буду направлять его. Либо он подтверждает мои ожидания и сам выбирает благородный путь (и я буду ждать его в конце пути с распростертыми объятиями), либо он этого не делает.

Он перекатывается на бок ко мне лицом, медленно проводя правой рукой по моей талии.

— Лиззи, пожалуйста, не пытайся заманить меня в ловушку. Ты знаешь, о чем я спрашиваю, и ты знаешь, что я люблю Коннера. Это не значит, что я не уважаю его или тебя, неправильно сформулировав вопрос, но ты никогда не была по эту сторону. Сложно подобрать правильные слова именно так, как тебе и мне этого хотелось бы, но я по-прежнему задаю эти вопросы. Я знаю, ты готова откусить мне голову, если я оступлюсь, но я очень хочу, чтобы ты доверяла мне достаточно и пошла мне на встречу. Пожалуйста, не жди, что я облажаюсь. Подойди ко мне и уведи от неправильных слов, и я обещаю, что всегда сделаю то же самое для тебя.

Все это время я придерживалась пресловутого дурацкого списка того, что правильно, а что нет… и он был оборонительным куском дерьма, потому что Кэннон только что показал мне, чем является однозначно правильный ответ. Смирившись, я делаю долгий успокаивающий вдох.

— Теперь выдох для меня, — шепчет он.

Я делаю именно это и честно открываюсь, смущенная и пораженная его искренностью.

— Коннер пострадал от кровоизлияния в мозг. По сути, он получил удар по голове в районе лобной доли, который вызвал кровотечение. Это случилось в то лето, когда я отправилась в лагерь. Мне было пятнадцать, когда я уехала, и исполнилось шестнадцать, когда вернулась домой, потому что мой день рождения в июле, а Коннеру только-только исполнилось девятнадцать. Когда я уезжала, тот Коннер числился в почетном списке лучших студентов, был спортсменом в двух видах спорта, играл в группе, и в школе его все любили. Тогда он по-прежнему жил дома и собирался вот-вот начать учебу в колледже неподалеку. Он выбрал держаться поблизости вместо того, чтобы убежать как можно дальше и быстрее, потому что он беспокоился о маме. Она была…

Я ощущаю вину еще до того, как произношу эти слова. Но если я собираюсь рассказать ему, то расскажу всю неприкрытую правду.

— Она была алкоголичкой и принимала антидепрессанты, чтобы усилить действие алкоголя, а другие таблетки, чтобы прийти в норму. Она оставалась в браке с неверным мужем и в основном сидела в своей комнате, пока не становилась нужна ему, чтобы стоять рядом и улыбаться на благотворительном вечере. Бывали дни, когда она даже не мылась, только брала с собой бутылку в спальню. В другие дни она накладывала на лицо кучу косметики и принимала гостей на обедах. Ты никогда не был уверен на счет нее, это было как постоянная лотерея.

Его рука, лежащая на мне, напрягается, и он притягивает меня к себе и поглаживает мою спину, поощряя продолжать.

— Во всяком случае, как я и сказала, когда я уехала, с ним все было в порядке. Затем случилось несчастье, меня тут же забрал из лагеря наш семейный водитель и доставил прямо в больницу. Мне показалось, что Коннера подключили к каждому аппарату, который они смогли найти. Пришли доктора, остановили кровотечение и поддерживали его в коме, пока жидкость и опухоль в его мозге не спала.

Понятия не имею, почему мой голос звучит монотонно, будто я читаю текст по бумажке, ведь я ни разу не рассказывала эти детали вслух.

— Он выжил. Очнулся. Но уже никогда не был прежним. Не помнит, что произошло, или заблокировал это, или не хочет говорить, кто знает. То, что он рассказал сегодня, это самое большее, что я когда-либо от него слышала.

История и тишина окружают нас. Мы не двигаемся и не разговариваем, просто смотрим друг на друга, кажется, целую вечность, находясь на нашем маленьком островке безопасности, где есть только мы двое. Наконец, Кэннон прочищает горло и приподнимает мою руку, оставляя на ней нежный поцелуй.

— Спасибо, что доверяешь мне и рассказываешь, несмотря на боль. А теперь могу я задать пару вопросов?

Я коротко киваю в знак согласия, и он продолжает.

— Итак, когда Коннер сказал, что ваша мама отправилась на небеса, он уже получил травму? Он был в больнице или вернулся домой? Где он находился, когда она на самом деле умерла?

— Дома, — бормочу я. — После возвращения из больницы прошло уже много времени.

— Может быть, он утратил этот промежуток времени между его травмой и ее смертью… и у него проблемы с воспоминаниями.

Он вежлив и осторожно подбирает каждое слово, и за это я еще ближе прижимаюсь к нему.

— Он получил травму головы в тот день, когда произошла ссора, которую он описывал? Не хочу говорить банальностей, но кто в действительности мог добраться до Коннера, особенно спереди? Я не понимаю этого.