Прекрасный инстинкт

— Я боюсь, что достоверность воспоминаний Коннера будет подвергаться сомнению, потому что кое-что не совсем верно. Это не могло произойти так, как он сказал. Я была дома, когда умерла мама. Не было никакой крупной ссоры, она просто пошла в кровать и не проснулась. Моего па… моего отца даже не было дома, когда я, в конце концов, отправилась проверить ее в то утро, и она была, — Кэннон крепче прижимает меня к своей груди. — Она была уже мертва. Она была холодной и окоченевшей. Такой, — я задыхаюсь, — такой холодной.

— Если позволите, — робко вмешивается Кэннон. По-видимому, мой дядя побуждает его продолжать, так как я не уклоняюсь от его уютных объятий, уткнувшись лицом в пахнущую свежестью футболку, обтягивающую его твердую грудь. — Как у человека, видящего ситуацию со стороны, у меня есть кое-какие мысли, если ты сможешь помочь мне сложить все кусочки информации воедино. Но только, если ты в состоянии, — он целует мою макушку. — Скажи только слово, и мы подождем. Я не могу снова видеть тебя в таком состоянии, как сегодня ранее.

— А что было с ней ранее? — Брюс рявкает в бешенстве, заставляя меня вздрогнуть рядом с Кэнноном.

— Полегче, — успокаивает его Кэннон. — Лиззи рассказывала мне немного обо всем этом во время нашей прогулки, и у нее случилась довольно серьезная паническая атака. Она отключилась, ну, на очень долгое время. И я не собираюсь лгать вам, я дал ей пощечину, чтобы привести в чувство.

Его голова поникла так же, как и его голос, он запускает руку в волосы.

— Больше ничего не работало, — Кэннон вскидывает голову и смотрит Брюсу прямо в глаза, — я должен извиниться и перед вами тоже, потому что я говорил, что никогда не причиню ей боль.

Он снова обнимает меня, сильнее сжимая и не оставляя ни единого шанса на побег. Это самая последняя мысль, которая приходит мне на ум. 

— Но я сделал это, и я сожалею. Это не было в порыве злости, только от отчаяния, и я приму любой ваш удар как мужчина. Это не будет больно даже на половину так сильно, как необходимость прикоснуться к ней так, как я это сделал.

Из его груди под моей щекой вырывается шумный продолжительный выдох.

— Я благодарен, сынок, за то, что сказал мне и что помог ей. У меня заняло много времени, чтобы понять, что нет необходимости беспокоиться на счет тебя. Ты хороший человек. И то, что я говорил до этого, ну…

— Мы не должны снова вспоминать об этом, — перебивает его Кэннон, это вызывает мое любопытство, так что я поднимаю голову и подозрительно смотрю на него.

— Вспоминать, о чем?

— Ни о чем, — Кэннон трясет головой, пытаясь притянуть меня обратно к себе, и посылает Брюсу многозначительный взгляд.

— Не-а, — решительно протестую я, держа голову прямо. — Скажите мне.

— Твой дядя был обеспокоен тем, что ты можешь быть для меня отвлечением, — бормочет он, отворачиваясь в сторону. Вот опять это слово.

— Красотка (Pretty Woman), — рассеяно бормочу я, и его голова поворачивается обратно, а карие глаза изучают мои.

— Инстинкт, — в ответ шепчет он со всей серьезностью и чувственностью.

— Прекрасный инстинкт (Pretty Instinct), — вздыхаю я, думая, что это идеальное заглавие для нас. Может быть, я напишу песню под таким названием.

Мой дядя стонет, и его кости хрустят, когда он встает.

— Давай отвезем тебя в отель, девочка. Я заеду за тобой утром после того, как у тебя будет время сделать звонок.

— Эм, Брюс, — Кэннон аккуратно сдвигает меня так, чтобы он тоже мог встать.

— Я отвезу Лиззи и…

Он отказывается отводить взгляд от моего выглядящего хмурым дяди, но почесывает голову с извиняющимся видом, а уголок его рта нервно подергивается.

— Я останусь с ней, а утром доставлю обратно. Сделаете мне одолжение? Я обещал Коннеру, что мы приготовим завтрак. Поэтому, можете сделать это или занять его, пока я не вернусь?

Ни в коем случае я не оторву взгляд от своих коленей, я словно в огне горю, заливаясь стыдливым румянцем от того, что мой дядя, должно быть, думает.

— Ну что ж, — растягивает Брюс, несомненно, это только усиливает мои страдания. — Она двадцатитрехлетняя женщина, которая до настоящего момента проделывала хорошую работу, чтобы позаботиться о себе. Хорошо, полагаю, я должен пойти и заставить Коннера подвинуться, увидимся с вами, ребятки, утром. Не опаздывайте. Я не готовлю, и дальше мы отправляемся в Линкольн, восьмичасовая поездка без остановок. Там будет три выступления. И серьезные — Adamo’s, Jenning’s Jukebox и The Fieldhouse. Необходимо, чтобы все были в наилучшей форме. Доброй ночи, — произносит он, закрывая за собой дверь в комнату Коннера.

— Он ушел. Можешь поднять глаза, моя маленькая застенчивая сирена, — доносится до меня поддразнивающий шепот Кэннона.

— Мой инстинкт подсказывает мне надрать твою задницу. Поверить не могу, что ты сказал моему дяде, что мы собираемся спать в номере отеля вместе! — я хватаю самую ближайшую вещь, которую замечаю, пачку карт для игры в Уно, и швыряю в его голову.

Он уклоняется и смеется, быстро приблизившись, чтобы схватить мою руку.