Прекрасный инстинкт

— Вообще-то, это девушка, вступившая в игру в последний момент. Она заняла место рядом с ним. Я бы пошутил по поводу третьей базы, но это было бы слишком, — смеется он, положив руку на мой локоть и провожая меня к кассе. Я вздрагиваю от его прикосновения и выдергиваю руку. Есть только четыре человека, которым разрешено прикасаться ко мне, и он не относится к их числу. В моих мечтах он может делать гораздо большее, чем прикосновение к моему локтю, но в реальной жизни ему еще далеко до того, чтобы иметь право даже на такой непреднамеренный невинный жест.

— Я не понимаю. Третья база? — спрашиваю я, преодолевая очевидную неловкость.

— Место в конце стола для блэк-джека называется третья база. Поэтому я подумал… третья база — это там, где она сидела и на третьей базе, вероятнее всего, Джаред сейчас находится с ней. — Он игриво приподнимает левую бровь. — Ладно, проехали. Плохая шутка.

— Нет, хорошая. Теперь я поняла, — успокаиваю его, слегка улыбнувшись. — Итак, — я протягиваю билет кассиру, а затем наклоняюсь к нему, — куда теперь?

Одной рукой он потирает затылок, и его взгляд опускается на безобразный ковер.

— Н-ну, — запинается он. Мне бы следовало заставить его вариться в собственном соку, но он помог мне выиграть одиннадцать долларов, поэтому я буду великодушной.

— Ты ведь хочешь сейчас пойти в магазин, не так ли? Он вскидывает голову. Его полные губы украшает застенчивая улыбка.

— Если ты не против?

— Если бы я была против, то не стала бы предлагать. Перед Джаредом, — я снисходительно ухмыляюсь ему. — Трусишка.

— Я знаю. — Он вскидывает руки в знак капитуляции. — Я слабак, но слабак, которому бы хотелось иметь собственную бритву, и пока мы не доберемся до прачечной, несколько пар скивви вместе с носками пришлись бы кстати.

— Спасибо. — Я забираю свои деньги и убираю в кошелек. — Ты должен просветить меня. Что это за хрень такая — скивви?

Он придерживает дверь, когда мы выходим на дневной свет. Солнце и свежий воздух бодрят меня после пребывания в аду под названием казино. В таких местах не без причины всегда приглушенный свет и нет часов. Управляющие хотят, чтобы вы забыли, что проматываете свой день и свои сбережения, находясь в их лапах. Остается лишь одна радость — наблюдать, как деньги утекают прямо на ваших глазах. Интересно, знает ли об этом Уэйн Ньютон? Мне интересно, откуда я вообще знаю, кто такой Уэйн Ньютон?

— Вон одно! — он хватает меня за руку. Мои не очень длинные ноги едва поспевают за ним, тянущим меня к пустому такси. Хватка такая сильная, что я не могу вырваться, хоть и пытаюсь.

— Одно что? Скивви? — спрашиваю я, оглядываясь вокруг в поисках того, что мне по-прежнему неизвестно.

— Нет, — фыркает он. — Такси. Давай же, шевелись.

Я и так шевелюсь, любитель покомандовать. Ты ведь сам меня тащишь.

— Куда? — спрашивает водитель.

— Если вы знаете, что такое скивви, — я бросаю взгляд на Кэннона, — то куда-нибудь, где можно купить это, пожалуйста.

— Хитрюга, — он задевает меня своими коленями. И я снова замечаю, но на этот раз не пытаюсь отстраниться. — Цель— Уолмарт. Самый ближайший.

— Скажи мне, наконец! Что такое скивви?

— Скивви? — он вопросительно смотрит на меня. — Ты знаешь. Это название нижнего белья.

— Нет, — качаю я головой. — Нет, это не так.

Наклонившись вперед, он смеется так, будто его никто не слышит, глубоким, сексуальным смехом, сотрясаясь всем телом. Если бы существовал инструмент, издающий такой же прекрасный звук, я бы немедленно научилась на нем играть.

— Ох, Лиззи, как бы мне хотелось приписать себе это замечательное слово, — его плечи все еще подрагивают от затихающего смеха. — Как так вышло, что ты никогда не слышала его?

— Может, потому, что мой народ говорит на английском? — произношу я с умной ухмылкой, искренне надеясь, что это скроет мои истинные чувства в данный момент.

Одно из двух: или я брежу из-за эндорфинов и всех этих долбанных прикосновений, или он на самом деле назвал меня Лиззи. Я была Лиз или Мама Медведица для мальчиков, Бетти — для Коннера и мамы, а для отца — Элизабет. Но никогда — Лиззи. Это имя звучит очаровательно и женственно…и только Кэннон Блэквелл зовет меня так. Ага, это определенно эндорфины.

— Что такого в этом такси, что вызывает у тебя желание остаться в нем? Сексуальный водитель? Заманчивый запах задницы и ног?

— А? — вздрагиваю я. Его горячее дыхание щекочет мне ухо. — Что?

— Мы приехали. Или, как сказал бы твой народ: пора выбираться отсюда.

У первой тележки одно колесо было самоубийцей, делало что хотело, вращалось как сумасшедшее против остальных трех. Тележку номер два явно недавно прокатили по жвачке или дерьму. Ее переднее правое колесо застревало и переставало крутиться через каждые несколько секунд. У третьей тележки на ручке был комок чего-то подозрительно желтовато-зеленого. (Несомненно, это была козявка, и, думаю, Кэннон, который пытался сдержать рвотный рефлекс при виде этой субстанции, вообще слетел бы с катушек, скажи я вслух, что это.)