— Почему ты просто не сказал мне об этом? — я пронзительно кричу.
— Как я уже говорил, ты была молода. Твоя мать была подавлена. Твой брат подвергся значительной, изменившей всю его жизнь, травме, твой отец слинял, как трус, а затем твоя мать умерла. Как твой отец, хоть и никчемный, я посчитал, что с твоей молодой неокрепшей психики и так достаточно. Я не мог погубить последнего из нас, кто был так прекрасен, здоров и силен.
— Он упал и ударился лобной частью?
— Да.
— Ты был там?
— Да.
— Ты говорил, что не был. Почему ты соврал мне?
— Элизабет, мы все обсудим, когда я вернусь, обещаю тебе. Сразу же, как только мы приедем обратно. Пожалуйста, иди и проведи эту последнюю неделю неосведомленной свободы с этим приятным молодым человеком. Не раздумывай, пусть осмотрят твой нос. И ради бога, убедись, что рыбки для Коннера будут готовы, когда мы вернемся, — он тихонько хихикает. — Я пришлю тебе список тех, которых он ожидает увидеть.
Хихикает. Мой отец. В жизни бы в это не поверила, не услышь я это собственными ушами.
— Как твоя группа, дочка?
— А тебя это заботит?
— Даже очень.
— На данный момент расформирована.
— Ох, молитвы услышаны. Увидимся через восемь дней.
— Мы на месте. — Кэннон с беспокойством выглядывает в окно и вытирает влажные ладони о бедра. Полагаю, он сильно нервничает. — Эй, водитель, договоримся так. Ты извинишься перед моей девушкой и подождешь некоторое время. Набирай 911, если возникнут какие-то проблемы, и будем считать, что мы в расчете. Или я оставлю на тебя жалобу и выбью из тебя все дерьмо прямо сейчас. Что выбираешь?
— Мне очень жаль, мисс. Мяч выкатился на дорогу, за ним мог побежать ребенок. И я подожду, десять минут.
— Договорились, — произносит Кэннон, открывая дверь, протягивая мне руку и вытаскивая свои ключи. — В обход, детка, поторопись.
Он почти шепчет, нажимая кнопку разблокировки. Забавный факт — она издает сигнал. Мы оба смотрим друг на друга с широко раскрытыми встревоженными глазами, осознавая свою ошибку, а затем лихорадочно карабкаемся внутрь машины.
Даже не
Этот автомобиль… чист. Никаких признаков ее существования.
Он заводит машину и начинает отъезжать задним ходом, но затем резко жмет по тормозам, от чего меня подбрасывает вперед, а мои колени ударяются о бардачок. ДА. ЧТО. ЗА. ХЕРНЯ?!
Я собираюсь вложить средства в первоклассный, обитый мягким материалом костюм. Я имею в виду, да ладно, ну сколько можно!
Мне действительно следовало бы обнаружить это раньше, всему виной моя недавняя травма головы, но один взгляд на лицо Кэннона в отражении зеркала заднего вида, и мне становится все понятно. Я рискую оглянуться назад. Там стоит она, презирающая бабуля. Руки на бедрах, губы поджаты, глаза метают кинжалы. И она перегородила нам дорогу.
Ох, потрясающе… и таксиста-придурка давно уже след простыл.
— Хочешь, чтобы я вызвала полицию? — я спрашиваю.
— Нет, — он удрученно выдыхает. — Ее отец преподнесет все так, что мы же еще и останемся виноватыми. Так или иначе, я закончу в тюрьме, а ты станешь разлучницей, разбившей чужую семью. Просто оставайся в машине.
— Что?
— Пожалуйста, Лиззи, ради меня. Оставайся в этой проклятой машине. Это не битва, кто более склочный или у кого острее язык, это битва в силе и могуществе. И у нее это есть.
Он в последний раз смотрит на меня долгим взглядом, словно отправляется на войну, с которой никогда не вернется, а затем вылезает. Его плечи поникли, голова опущена вниз, шаги вялые, и все, что я хочу, это выскочить из машины прямо сейчас и приласкать его, чтобы ему стало лучше.
Благодаря обширной терапии Кэннона под названием «шокируй меня своей любовью и пониманием» мы установили, что я больше лаю, чем кусаюсь. Я его любимое лакомство — твердая снаружи и милая внутри. И моя любовь гораздо неистовей, чем ненависть.
Но даже проклятый пасхальный кролик не смог бы просто сидеть и с осторожностью наблюдать через боковое зеркало, как любимому мужчине царапают лицо, раздают пощечины, пихают и орут на него. И так как я воспользовалась его футболкой, чтобы остановить кровотечение, он абсолютно незащищен от ее ногтей… которые, на мой взгляд, необходимо вырвать и засунуть ей в задницу.
Нет уж. Пора Мисс Чопорности научиться тому, как «леди» (особенно та, что носит жемчуга) должна себя вести.
Она слышит, как я громко хлопаю дверью, и на долю секунды резко поворачивает голову в мою сторону, прежде чем снова перевести взгляд на него, размахивая руками и вереща, как самый грязный матрос на корабле.
Кэннон держит нас обеих в поле зрения. Он напряжен, вокруг его рта и глаз образуются морщинки беспокойства.
— Сирена, любимая, вернись в машину, — умоляюще произносит он скрипучим голосом.