Правый поворот запрещён

— Это я хотел бы узнать от вас. Колпачок найден в вашей машине, в кармане чехла. При изъятии присутствовала ваша жена и понятые.

— Ничего не пойму? Какой-то бред! — выкрикнул Назаркевич. — Как он туда попал?

— Действительно, как? В «бардачке» у вас в машине обнаружена вот эта докладная на имя Кубраковой. И на ней отпечатки ее пальцев.

— Я давал читать ей накануне поездки в Богдановск.

— Обычно бумаги остаются у тех, кому адресованы. Почему же она оказалась у вас?

— Она прочитала и велела отдать секретарше зарегистрировать. Но я передумал, мне надо было дополнить ее кое-какими соображениями. Выйдя от Кубраковой, я сунул докладную в «бардачок», так и ездил с нею.

— А вы не перепутали даты? Может быть, Кубракова ознакомилась с этой бумагой два дня спустя в Богдановске?

— Вам такой вариант удобней? Он укладывается в какие-то ваши фантазии?! — вскипел Назаркевич.

Скорик открыл сейф, взял автоответчик Кубраковой.

— Послушайте одну запись, Сергей Матвеевич, — он включил автоответчик со слов «Елена Павловна, это Назаркевич…»

— Чем это вы ей угрожали? — спросил Скорик, когда запись окончилась.

Помотав головой, Назаркевич как-то сник. На все последующие вопросы Скорика он уже отвечал вяло, глядя на бумаги на столе…

В конце первой декады июля Щерба ушел в отпуск: подвернулась путевка в Кисловодск, местком часть ее стоимости оплатил. С отъездом Щербы Скорик как бы ощутил некий допинговый толчок, облегчение, словно ему ослабили на руках путы. «Ничего, дед Миня, — мысленно обращался Скорик к Щербе, будешь доволен, если к твоему возвращению я фугану дело Назаркевича в суд».

Поиски майора Агеева, владельца «Москвича», с которым Назаркевич якобы столкнулся в среду 16-го июня, оказались безрезультатными. Коллеги из военной прокуратуры, куда обратился Скорик, запросили управление кадрами округа, оттуда через две недели пришел ответ, что среди офицерского корпуса майор Агеев Витольд Ильич не значится; не нашел его Скорик ни в службе безопасности, ни в МВД, ни в пожарной охране…

Еще дважды Скорик вызывал на допросы Назаркевича, но дальше того, что имелось в деле, не продвинулся. На последнем допросе Назаркевич сорвался с резьбы, вел себя агрессивно, истерично, закричал: «Я понял, куда вы гнете! Ничего у вас не выйдет!». Боясь, как бы Назаркевич не начал мешать следствию, понимая, что так больше ничего не добьется, еще раз вникнув в материалы дела, Скорик отважился на мысль, что даже косвенных улик достаточно, чтобы предъявить ему обвинение и взять под стражу, рассчитывая в глубине души, что посидев в следственном изоляторе, поостыв там, Назаркевич начнет давать нужные показания. С этими мотивами Скорик отправился к прокурору области за санкцией, перед этим предупредив Назаркевича: «Я буду предъявлять вам обвинение. Ищите адвоката».

Полистав дело, покачав головой и выслушав доводы Скорика, не без колебания прокурор санкцию дал. И когда Скорик уходил из кабинета, все-таки добавил:

— Виктор Борисович, попробуйте оперативным путем еще чего-нибудь добыть. Чтобы надежней было. Агрбу, Агрбу пошевелите, он шустрый, глядишь, выищет еще пару эпизодов…

Пятый день стояла несносная жара. В воскресенье Катя предложила:

— Давай куда-нибудь поедем за город, в лес.

— Ну что ты, Катюнь! — поморщился Скорик. — Трястись в потном вонючем автобусе с сумками туда, а потом обратно, народу тьма, детишки.

— Ну, как хочешь.

Квартира Скорика находилась на одиннадцатом, предпоследнем этаже. Это был дом улучшенного типа по чешскому проекту. Большой балкон-лоджия Скорик когда-то зашторил справа, слева и сверху плотной серой парусиной, от солнца она стала совсем белесой, выгорела. Единственное неудобство: в ветреную погоду по ночам она иногда стреляла, словно длинный бич в руках циркового дрессировщика.

— Поставь, пожалуйста, мне раскладушку на балконе, — попросила Катя и ушла в ванную. Приняв душ, мокрая, с капельками воды на лопатках и ягодицах, она улеглась навзничь на раскладушке, закинув за голову руки, закрыв от бьющего солнца глаза.

— Смотри не обгори, — сказал он, глядя на ее плоский, втянувшийся живот с родинкой в месте, где кончался шрам — в позапрошлом году ей удалили аппендикс. — Что в вашей конторе слышно?

— Директор взбесился. Кричит: «Вы нарушаете традиции», — ответила Катя, не открывая глаз, зная, что он смотрит на нее.

— Традиции — дело великое. У нас преступник непредсказуем, засмеялся он. — То ли дело у англичан! Не туда положен зонтик, или чашка чая выпита не в установленное пятьсот лет назад время — для полиции это подозрительно, тут уже можно искать улики.

— Шеф дал санкцию на Назаркевича?

— Дал.

— Не рано ли?