Правый поворот запрещён

Значит, либо «назавтра» либо «Назаркевич»? Но почему Кубракова не закончила письмо? Передумала или что-то помешало? «Пожалуй, этого мне не узнать, — посочувствовал себе Скорик, — и ничего кроме новых вопросов Света не принесла, разве что одно почти неоспоримое: Кубракова была чем-то встревожена, поскольку прореагировала в несвойственной для нее форме села за машинку. Фразы „Подобных бумаг я Вам никогда не писала. Не мой жанр. Однако время не терпит…“ — свидетельство тому. Если это неоконченное слово домыслить, как „назавтра“, то что произошло назавтра и после чего? А может быть не „назавтра“, а „Назаркевич“? Вполне, если учесть взволнованную интонацию письма. И даже логично, коли вспомнить все остальное в их взаимоотношениях. Нет, кое-что эти три строки принесли! решил Скорик. — Чем-то постоянно подписывалась их взаимная неприязнь, ненависть. Не исключено, что-то опять случилось такое, что она, наконец, решила поведать некоему адресату. Что же Назаркевич натворил?..»

Вошел Войцеховский.

— Был? — спросил он.

— Нет, жду, — ответил Скорик.

— Могу тебя обрадовать: на костюме Назаркевича следы наложения одежды Кубраковой. Можешь подшить к делу, — Войцеховский протянул ему лист бумаги. — Ты что?

Скорик развел руки и свел ладони так, будто поймал в них бабочку.

— Ты учти его характер: вспыльчивый, неуравновешенный. Он будет выдираться из твоей версии, как мышь из-под веника.

— Ну, это далеко не веник, — Скорик хлопнул рукой по папке следственного дела. — Есть логика улик, а Назаркевич не дурак, чтобы не оценить их.

— Миня не упирается?

— Ты ж его манеру знаешь.

— У него своя формула: если у двоих мнения во всем совпадают, значит один лишний… Чем занят Агрба?

— Ищет владельца машины, с которым Назаркевич столкнулся. И параллельно проясняет кое-что с Вячиным, ночным вахтером и Яловским. Все-таки…

— Ну, бог в помощь, — Войцеховский вышел.

Тактику допроса Назаркевича Скорик продумал: где-то жестко, а где-то предложить вместе исследовать обстоятельства, давить логикой. Готов был и к тому, что в ходе допроса случаются и крутые повороты. Когда вошел Назаркевич и уселся на предложенный стул, Скорик сказал:

— Сергей Матвеевич, мне нужно допросить вас по делу об убийстве Кубраковой.

— В качестве кого?

— Пока в качестве свидетеля.

— Что значит «пока»? У вас есть основание перевести меня в иное качество — в подозреваемые или обвиняемые?

— Приступим?

— Приступайте.

— Пятнадцатого июня во вторник вместе с Кубраковой на своей машине вы уехали в Богдановск. Так?

— Да.

— Как объяснить, что при ваших взаимоотношениях вы согласились взять ее с собой?

— Когда я сообщил ей, что собираюсь в Богдановск, она сказала, что и ей туда нужно. Не мог же я заявить: «А я вас не возьму». Выглядело бы, как мелкая месть.

— А разве было за что мстить?

— Хватало. Она мне много крови попортила.

— Какую же форму мести вы считали приемлемой?

— Адекватную ее отношению ко мне. Вы-то что имеете в виду? Назаркевич чиркнул злым взглядом по лицу Скорика.

В это время позвонил Агрба:

— Ты один?

— Нет.

— Допрашиваешь?

— Да.

— Как идет?

— Пока никак.

— Начальник смены мехстеклозавода в Богдановске подтверждает, что во вторник около одиннадцати утра Назаркевич появлялся у него, спрашивал о мастере, который в отгуле. На нем был светлый костюм, похожий на тот, который ты изъял.

— Хорошо. Спасибо…

— Что было на вас в тот день кроме костюма, Сергей Матвеевич?

— Обувь, естественно, — съязвил Назаркевич.

— А на голове?

— Каскетка, которую вы забрали.

— Когда вы разбили свою машину и встречный «Москвич»?

— Я уже говорил вам, на следующий день, в среду утром, едва выехал в Богдановск.

— А почему ГАИ не вызвали?

— И об этом я вам говорил! — Назаркевич стал раздражаться. — Обошлось без ГАИ. Договорились.

— Значит, полюбовно?

— Полюбовно. Мне эта любовь обошлась довольно дорого.

— Может, даже обменялись телефонами?

— У него дома нет телефона. Только служебный. Но звонить туда сложно. Так он сказал. Поэтому взял мой.

— Зачем?

— Пообещал мне декодер к телевизору, сказал, что их много проходит через его руки. Мы потом с ним разговорились, когда приехали ко мне.

— Как его фамилия?

— Агеев. Майор Агеев. Витольд Ильич.

— Какого цвета на нем были погоны, может эмблемку запомнили, род войск?

— Он был в штатском…

Скорик почувствовал, что хотя ответы Назаркевича оставались столь же исчерпывающими, без запинки, словно приготовленные загодя, постепенно звучать они стали после коротких пауз.

— Сергей Матвеевич, Кубракова сидела рядом с вами в машине?

— Нет, на заднем сидении.

— Тогда попробуйте объяснить, каким образом микроволна с ее кофты оказалась на вашем костюме? Вот заключение криминалиста, — Скорик протянул ему лист бумаги.

Прочитав, Назаркевич, словно впервые осознав, где он, чего от него добиваются и по какому поводу, тихо сказал:

— На этот вопрос у меня нет ответа.

— Тогда может объясните, что это такое? — Скорик достал из ящика письменного стола белый колпачок.

— Не знаю.

— Это колпачок от газового баллончика «Метах». Кубракова получила порцию этого газа, а затем была сброшена в реку.

— Какое это имеет отношение ко мне?