Правый поворот запрещён

В приемной Кубраковой никого, кроме секретарши, не было. Она стояла у сейфа, вытаскивала папки, сортировала их и расставляла вновь в известном ей порядке. Солнце, бившее из окна, просвечивало ее рыжие локоны, и, казалось, они покрыты каким-то золотым лаком. Поздоровавшись, Скорик сказал:

— Светлана Васильевна, я буду делать обыск в кабинете Кубраковой, нужны понятые. Двое. Скажем, вы и пригласите еще кого-нибудь.

— Кого именно?

— Не имеет значения… Впрочем, можно бы товарища Лагойду.

— Хорошо, я позвоню ему…

В это время осторожно приоткрыв дверь, робко вошел немолодой мужчина и стоя на пороге, тихо спросил:

— Разрешите?

— Входите, Анатолий Филиппович.

— Я принес ключи Елены Павловны, — и он положил на столик возле пишущей машинки связку ключей.

— Спасибо, Анатолий Филиппович.

Уже уходя, мужчина поймал на себе взгляд Скорика, и тот заметил, как едва сдвинулись к переносице его брови. Что-то странное было в этом человеке, какая-то пружинистая сила ощущалась в нем, ее выказывала свободная походка. А странным, как понял Скорик, было лицо: совершенно лысый череп, непривычного цвета загар — не сезонный, что ли, а вроде постоянный, заполнивший каждую складочку, каждую морщинку, ну а главное зубы — ровные, белые, один в один, а десны по-юношески розовые, не осевшие от пародонтоза, не изувеченные никотином, — именно это прежде всего бросилось в глаза. Скорику показалось, что где-то он видел похожее лицо, а может именно этого человека. И когда тот, вежливо попрощавшись, вышел, Скорик вспомнил: в кабинете у старшего помощника прокурора области три-четыре года назад. Скорик зашел тогда по какому-то вопросу. Тот читал, листал бумаги, а человек этот сидел напротив. Скорик ждал, пока коллега освободится и разглядывал странное лицо визитера.

«Хорошо. Будем разбираться», — сказал помпрокурора, подняв голову, а когда посетитель ушел, пробурчал: «Сперва сажаем, потом выпускаем».

«Кто это?» — поинтересовался Скорик.

«В сорок пятом, после войны посадили за сотрудничество с немцами в Богдановске. А дело-то вот, — похоже, дохлое, — он показал тоненькую папку. — Буду сочинять представление в суд. Комиссия по реабилитации рассмотрела»..

— Светлана Васильевна, что за ключи вам принесли? — спросил Скорик. Сколько их вообще от приемной и кабинета?

— Три пары. Эти, — она указала на только что возвращенные, — всегда находятся у вахтера, запасные. Одна пара у меня. И еще одни постоянно у Елены Павловны. Личные.

— А этот человек, который принес?..

— Анатолий Филиппович? Наш ночной вахтер.

— Как его фамилия?

— Сердюк…

Запыхавшийся, быстро вошел Лагойда, — коренастый, плотный, пригладил светлые волосы над высоким лбом с глубокими залысинами.

— Заходите, Юрий Игнатьевич, — поднялся Скорик. — Я буду делать обыск в кабинете Кубраковой. А вы и Светлана Васильевна — в качестве понятых. Не возражаете?

— Чего уж тут возражать, как говорят, понятой — не нанятой, — слегка улыбнулся Лагойда, не заметив, как неодобрительно нахмурилась Света…

Скорик тщательно перебирал и просматривал каждую страничку — и те, что лежали на столе, и те, что в целлофановых папочках, выдвигал ящики, рылся в них. Лагойда и Света сидели рядом, сперва наблюдали за Скориком, затем о чем-то тихо переговаривались. Ничего не найдя, Скорик прошелся по кабинету, обозревая его, вернулся к столу и взялся, как за увлекательное чтение, листая перекидной календарь, начав с февраля. Все странички были исписаны памятками, зачеркнутыми быстрым росчерком шариковой ручки. Прочитывая их, Скорик удивлялся разнообразию всего, чем занималась и во что вникала Кубракова, но для него все это было чужим и чуждым, неинтересным. И только в одном месте — на листочке за 12-е мая заключенная в овал красным фломастером незачеркнутой осталась запись: «Вячину». Если рядом с другими записями имелись слова-комментарии «позвонить», «выяснить», «договориться», «встретиться» и прочие, то в этом случае значилась только фамилия. Вырвав листок, Скорик положил его в карман…

Закончив и исполнив все формальности, Скорик вышел из кабинета в сущности с пустыми руками. Опечатывать его больше не было смысла. Поблагодарив и отпустив Лагойду, он только спросил:

— Юрий Игнатьевич, где вас найти, если понадобитесь?

— Этажом выше, комната 27, - Лагойда вышел.

— Светлана Васильевна, вы Вячина знали? — спросил Скорик.

— Конечно, он у нас много лет проработал технологом.

— А где сейчас?

— В кооперативе «Астра».

— Какие у него были отношения с Кубраковой?

— Нормальные.

— Он появлялся у вас после ухода в кооператив?

— Очень редко.

— Вообще в институте или именно у Кубраковой? Когда последний раз они виделись?

— За день до ее отъезда в Германию. Он буквально поймал Елену Павловну на улице возле института, мы уже с нею шли домой. Хотел о чем-то поговорить, но она спешила и сказала, что после ее возвращения. Второй раз пришел, когда она была в Германии, справлялся, не вернулась ли еще.

— Не была связана Кубракова с Вячиным какими-нибудь институтскими делами? — он достал из кармана листок календаря. Видите — «Вячину». Это ее рукой написано?