— Этой дорогой давно не пользуются, — ответил Мотрич. — Раньше по ней с карьера шли самосвалы со щебенкой и песком. Карьер давно выработан, закрыт.
— Что же знак не снимаете? — спросил Джума.
— Пусть торчит, меньше будут ездить на пикники, и так весь берег загадили…
Машина ушла с грунтовки и медленно съезжала по высокой траве к береговому обрыву. У верхней его точки остановились, вылезли, и Агрба сразу увидел перевернутое вверх дном старое ржавое ведро.
— Под ним, — сказал Мотрич, поднимая ведро. — Вот тут они лежали.
Агрба прикинул: от места, где нашли очки, до края утеса метра три. Он прошел их, присел на корточки и заглянул вниз. Обрыв падал круто, а у самой воды стену его уже не было видно, река как бы подмыла его и он нависал над нею.
«Высота приличная, — прикинул Джума. — Метров семь». Он встал, огляделся. Справа и слева обрыв снижался, и дальше берег шел почти вровень с рекой, видна была осока, склонившаяся над водой. Медленно очертив небольшую площадку, в центре которой оказалось ведро, Джума стал вышагивать туда-сюда, то и дело приседал, глядя поверх травы в сторону дороги.
— Ярослав! — вдруг позвал он Мотрича. — Смотри! Видишь?
— Да. — Низко наклонив голову, Мотрич увидел колею полегшей под колесами травы.
— Это когда машина шла сюда. Тут остановилась, а здесь водитель сильно газанул, разворачивался, трава порвана до песка, и сразу новая колея, но трава легла в обратную сторону, к дороге. Надо замерить ширину колеи, — попросил Агрба лейтенанта.
— Давай еще пошуруем тут, раз уж в этом месте поперла карта. — Джума шевельнул траву носком туфли.
— Да мы смотрели, — сказал Мотрич.
— А вдруг? — Джума обвел рукой площадку.
Они разбрелись. Повозившись около часа — склонившись, шевеля кустики, заглядывая под каждый, потирая поясницу. Но больше ничего не нашли.
Когда ехали обратно, Мотрич, кивнув на знак «правый поворот запрещен», сказал:
— Место это тихое, во-первых знак, во-вторых, неудобно спускаться к реке, больно круто, местные купальщики сюда не ездят. Иногородние, случается, шашлыки здесь жарят.
— Или баб, — засмеялся Агрба.
— С бабой стараются на тот берег, там леса. А тут все открыто.
— От шашлычной компании никаких следов: ни углей, ни консервных банок, ни бутылок, ни крышечек от бутылок, — сказал Агрба.
— Все вокруг чисто, непривычно даже. Вроде нога человека и не ступала, — сказал лейтенант.
— Как видишь, ступала, — возразил Мотрич. — Правда, осторожно.
— Не так уж осторожно, дорогой: очки, автомобильные колеса.
— Поедем обедать? — спросил Мотрич, глянув на часы.
— Я готов, — согласился Агрба, догадываясь, что кормить его, гостя, будут вкусно, так уж заведено: он приехал в райотдел из областного управления… — Ярослав, когда от вас вчерашний рейсовый автобус? — Агрба хитрил, он не собирался возвращаться из Богдановска автобусом, просто это был намек, на который тут же отозвался Мотрич:
— На кой черт тебе автобус? Отправим удобней, что-нибудь сообразим…
15
В тот же четверг, когда Агрба укатил в Богдановск, Скорик, созвонившись, отправился в институт к Яловскому.
Едва Скорик уселся в предложенное кресло, Яловский предупредил секретаршу:
— Меня ни с кем не соединяйте и никого не пускайте… Слушаю вас, повернулся он к Скорику. — Что вас еще интересует? Тут уже был один ваш коллега… не помню фамилии.
— Щерба… Из разговоров у меня сложилось впечатление, что Кубракова была очень неуживчивым человеком. Знаете, из тех, кто создает себе врагов, — без предисловия начал Скорик.
— Не совсем так… Я повторю вам то, что сказал товарищу Щербе: Елена Павловна превосходный специалист, хороший организатор. Прагматична в лучшем смысле слова. Да, она жестка, иногда жестока, язвительна. На этой почве возникают трения, случается, с ба-а-льшой искрой, — он говорил о Кубраковой, как о живой, словно она сидела где-то рядом, в соседнем кабинете.
— Из-за этого она и с Назаркевичем враждовала?
— За два часа можно модернизировать деревянную тачку. Кубракова предпочитала модернизировать скоростной автомобиль, хотя на это нужен месяц. А Назаркевич примется доводить до ума тачку, потому что она нужна немедленно. Вот вам разница между ними. Он, безусловно, хороший, способный специалист, фонтанирует идеями. Но в основном для тачки. Тщеславен, гипертрофированно самолюбив, полагает, что она не дает ему хода, затирает, завидует. Неприязнь перешла почти во вражду.
— Почему же она не рассталась с ним?
— Видимо, дорожила как специалистом. От нас и так люди уходят в кооперативы. Платим мало. Ушел технолог Вячин, компрессорщик Матляк, сейчас по договору нанялись куда-то руководитель нашего энергетического хозяйства Лагойда и тот же Назаркевич.
— А куда?
— В какой-то кооператив, не знаю названия… Вот так и живем. Затеял интересное дело с немцами и — на тебе…
— Что за дело?
Яловский стал рассказывать о поездке в Германию. А Скорик, слушая вполуха, подумал: «Неужто между Кубраковой и Назаркевичем в итоге произошло нечто такое, что?..» Наконец, спрятав бумаги в «кейс», он сказал:
— Мне придется сделать обыск в кабинете Кубраковой.
— Это уже ваши хлопоты, — ответил Яловский…