Право на жизнь

Д е в у ш к а  В а р я (подумав). Шатен светлый. И говорит мне вежливо так: «Разрешите присесть с вами рядом, одинокий нарушить покой…»

Женщины внимательно слушают.

А я ему: «С посторонними мужчинами не знаюсь». А он: «Я одинок, как таинственный знак Зорро. Вы видели такое кино?» Я, конечно, смотрела, но молчу, гляжу в сторону и чуть губы поджала, чтобы он ничего такого в голову себе не брал.

Т е т я  П а ш а. А лет сколько ему на вид?

Д е в у ш к а  В а р я. Ну… тридцать, а может, меньше. В пиджаке шевиотовом.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Брешет!

Д е в у ш к а  В а р я. Что брешет?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Где это видано, чтобы в наше время мужик в таком соку — и одинокий?! Брешет!

Т е т я  П а ш а. Чего в жизни не бывает…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Может, он выпивши был?

Д е в у ш к а  В а р я. Не-ет… Я незаметно нюхнула, когда он ближе придвинулся.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (многозначительно). Придвинулся уже?

Д е в у ш к а  В а р я. Всё ты опошлишь, Нина!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Я женщина холостая. У меня теперь взгляд на эти вещи как у мужика.

Д е в у ш к а  В а р я. Вот и рассказывай вам после этого!

Т е т я  П а ш а. Так к чему ты всё ведешь, девушка?

Д е в у ш к а  В а р я. Свидание он мне назначил следующим воскресеньем. На том же месте, в горсаду.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Пойдем вместе, Варюха. Я в кустиках спрячусь, гляну на него, а потом сразу тебе скажу, что он такое за личность. Глаз у меня — алмаз!

Д е в у ш к а  В а р я. Стыдно это…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Тю на тебя!..

Т е т я  П а ш а. А что у тебя с Аршиком?

Д е в у ш к а  В а р я. Просто дружим. Он мне вроде младшего братика. Что еще может быть?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Ты жизни не знаешь, Варюха, а я помочь хочу. Мужики, они такие — ого! — чуть зазеваешься, а юбка уже на голове. С ними надо ухо востро, а главное — сразу лапам их шкодливым воли не давать!.. Вот был у меня в сорок четвертом хахаль один демобилизованный. Я тогда в хлебном работала, — помнишь, тетя Паша? Тоже обходительный такой и все прочее, ручки даже целовал — вот эти самые. (С удивлением смотрит на свои грубые, красные руки.) Я и разнюнилась. Думаю, знал бы ты, парень, сколько я этими руками полов перемыла, картошки перекопала, стирала!.. Подобрала его, в дом свой привела, отмыла, откормила, одела — на человека стал похож. А то все в одной гимнастерочке со споротыми погонами ходил. Ну, живем месяц супругами, второй, в загс собираемся… В тот день жду его, из окошка выглядываю. Гляжу — показался. Я ему из окна и говорю: «Явился не запылился, идол царя небесного!» А он мне: «Зачем на улице кричать, неудобно, Нина». Я ему в ответ: «Мне людей стыдиться нечего! Я дома весь красный воскресный день штопала, стирала! А ты зенки свои бессовестные заливал невесть где!..» А он врет: «Воскресник в учреждении был, честное слово, Ниночка!» А я ему: «Врешь, бессовестный, глаза б мои тебя не видели!..» А он сплевывает этак себе под ноги и произносит тоскливо: «С бабой спорить — что плевать против ветра: все обратно в тебя попадает». Как услышала я такие речи, выбежала сюда, на улицу, схватила его за руку и кричу: «Пойдем, ирод, в местком твоего учреждения! Пусть нас люди рассудят!..» А он, как услыхал такое, побледнел весь что твоя стена и жалобно так просит: «Хорошо, Нина, пойдем. Только вот табачок у меня кончился, а в суде я, естественно, волноваться стану. Можно, схожу на угол, несколько папиросок куплю?» И глаза у него такие умоляющие… Ну, сердце у меня не камень…

Т е т я  П а ш а. Сбег?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Как был… в одной гимнастерочке. Так что будь, Варя, настороже. Мужик как волк — все в лес норовит.

Т е т я  П а ш а. Хороший парень был.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Я же любя! Чтоб руку женину чувствовал, не шкодил на стороне, боялся!.. (С тоской.) И где он сейчас?..

Появляются  б р о д я ч и е   м у з ы к а н т ы. Один из них слепой. Он идет за первым, положив ему руку на плечо.

Т е т я  П а ш а. Сама виновата. Грубая ты бываешь, Нина.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (убито). Правда, теть Паша. Потом сама казнюсь, а все равно лаюсь…

Музыканты не спеша достают из футляров скрипку и старенький баян с цветочком василька на деке. Кладут кепку у ног для пожертвований. Играют и поют на два голоса:

«Я был батальонный разведчик,
А он писаришка штабной…»