Прайд Серого Льва

— Вот сидят самые умные, самые главные, самые уважаемые… Как вас там еще? Мудрые, да? Только невдомек этим мудрым и сильным, что они своими собственными руками рушат то, что попало к ним просто с неба! Нет, не просто… ценой жизни тех, кто остался под завалами, сгорел в огне, утонул или умер потом — от ран, голода и болезней… Какая же у вас короткая память! А ведь вам — повезло. В отличие от них, вы живы. Вам так повезло, что вы снова хотите создать тот проклятый мир, который был разрушен! А зачем? Ради прогресса? А кому он нужен? Кучка идиотов… Вы что, не поняли до сих пор? Вы получили свободу! Никто и никогда не дал бы ее вам в том, сгинувшем мире — а сейчас вы можете наслаждаться ею без ограничений! Хотите пойти на все четыре стороны? Идите! Хотите валяться на траве — валяйтесь! Спать с девками, которые не против — да хоть сколько… Охотиться на зверей — ради бога! Нет… Вам надо опять загнать себя в рамки, ограничить выбор — и превратиться в стадо управляемых баранов. Только кто дал вам право решать за всех? Кто придумал, что то, что взбредет в ваши тупые головы, станет обязательным для прочих? Неужели, заплатившие за право жить — такой ценой! — люди захотят жить, по-старому? С надзирателями на местах, с указателями — сюда нельзя, сюда можно?

— Дайте мне… — с места поднялась Рада. Она до сих пор предпочитала помалкивать, слушая перепалку со скептическим выражением на лице:

— Наслушалась я вас всех… Может, и Пузырь прав. А может — и Святоша. Его тоже люди слушают — и заметьте, верят! А это не просто так… Людям воля нужна, говоришь? А Вера? Без Веры, как? Ну, не повезло нам — монах наш, далеко не самый праведный… и с Сычом дружбу водил, и людей на форт науськивал. Все про это знают. Так и вы ведь, до того, как Клан разнести — тоже мирились с бандой. И Святошу в форт не пускали — это как? А сами на все прерии раструбили — мол, дом охотника, любому приют и укрытие… не так ли?

Над нашими головами постепенно сходились тучи — еще пара часов и эту лужайку и всех, кто на ней сейчас ждал нашего решения, окатит хороший ливень… Я пожалел, что мы, в отличие от прочих, находились под навесом из шкур — холодный душ не помешал бы некоторым головам остудиться…

Утес снова вскочил и оттолкнул Кремня, зло глядя на меня и Сову:

— Все слова! А толку — ничуть! Мне не по душе то, что вы хотите тут сделать. И не только мне — я не знаю ни одного, по крайней мере, из настоящих мужчин, кто разделял бы эти взгляды. Все они были рабами… Путь не так, как это выглядело пару тысяч лет назад, я, конечно, утрирую… Но — рабами! Той системы. И тех, так называемых, слуг народа, которых больше нет. И слаба богу — туда им всем и дорога! Если верить Доку — а он, скорее всего, прав, то на земле не могло уцелеть ни одно правительство, ни одна власть! Зато мы, живущие сейчас, получили то, о чем раньше не могли мечтать! Я хочу делать то, что мне вздумается, идти туда, куда мне вздумается, хочу любить женщин, без оглядки на законы — и не опасаться, что меня вытащат из постели и потащат, на никому не нужную войну. Хочу спать сразу с двумя, тремя — сколько осилю! Кстати, наш предполагаемый «президент», тоже, как всем известно, грешит подобным? Что, станешь запрещать? Нет, не станешь — баб много, а нас — мало. Но я не хочу твоего разрешения! Я хочу решать за себя сам! Сам! Святоша заставляет своих подопечных биться лбом о землю по три раза в день, Сова танцует, как припадочный, возле костра! А они спрашивали моего разрешения? Голые девки купаются в речках, не стесняясь… Кто-нибудь, и у кого-нибудь, спрашивал разрешения? Да делайте что хотите — и не мешайте делать, то же самое, другим! Мне не нужны ваши запреты! И я порву глотку любому, кто захочет мною командовать! Хватит — откомандовались! Вот оно где у меня! — он зло сжал кулак — …Можете решать, что хотите. Только знайте сразу — людям плевать на ваши решения. Им нужна воля!

И еще… — он вдруг стал говорить тише. — Не ты ли, Сова, сам объяснял, что свобода для индейца дороже всего на свете? И что ради нее ты заплатишь любую цену? А ты, Кремень, что молчишь? Я помню твои слова — никогда и никому не подчиняться. Только вы сами все уже забыли… Вас избрали вожаками — ну и что? Вожаками — но не новоявленными господами! Права считать нас былом, не имеющим своего мнения, вам никто не давал! Так что, как бы эта ноша многим не оказалась по зубам…

— Успокойся, Утес… — я вдруг ощутил, что ком, мешавший мне выслушивать обидные слова, куда-то пропал… — Успокойся. Свободу у тебя никто не отнимет. А с тобой что, шаман? Не ты ли затеял все это? Выдержка… не твои ли слова? Терпи теперь… Ты знал, что услышишь.

Больше уже ничего нельзя стало разобрать — со своих мест повскакивали все, и каждый старался перекричать другого. Еще немного — и вместо блистательных речей могли засверкать ножи… Меж главарями не стихал гул — выкрики и нескрываемая желчь выступлений превратили собрание в плохо управляемую массу — то, чего так и опасался индеец.

— Я ухожу, — Ната легко поднялась. — Ни к чему женщине слушать, как ссорятся мужчины.