Прайд Серого Льва

— Я спросил не о том…

Сова непонимающе уставился на меня, и я добавил:

— Он чувствует лишь боль. Пристало ли воину из рода… из форта, умирать так? Дай ему, что-нибудь, что сделает его сильнее!

— Хочешь, чтобы он пришел в себя? Зачем?

— Волос должен увидеть прерии… перед смертью.

Сова долго смотрел на мое лицо, после чего кивнул.

— Я понял тебя, мой брат. Мужчина, из прайда Серого Льва, должен умереть достойно. Я приведу его в сознание.

Сова выполнил обещание. Он разжал сомкнутые губы нашего товарища и влил несколько капель эликсира, состав которого был известен только ему, да еще старой цыганке. Действие средства было способно привести в чувство даже умирающего — но и плата за него оставалась выше человеческих сил. Корчи и муки, пена со рта, и кратковременное безумие — вот цена лекарства. Сова никогда не применял его, и лишь изредка добавлял в огонь, усиливая дурманящим дымом воздействие на людей от своих песнопений. Мы знали об этом, и сами не просили шамана применить средство. Но Волосу уже нечего терять…

— Дар… Где мы?

От изумления все на миг оцепенели. Все знали — Волос потерял дар речи, он никогда раньше ни с кем не говорил, объясняясь лишь знаками и нечленораздельными звуками.

— Лежи… — я с трудом собрался и смог ответить на вопрос. — Мы в прерии. Возвращаемся домой, в форт. Ты был без сознания несколько дней.

Он посмотрел на ноги, потом на нас — и все понял.

— Я… Меня вылечат?

Мы переглянулись — я медленно повел головой. Волос стиснул зубы — это было видно даже сквозь шерсть на его лице…

— Ясно. Сколько… Сколько у меня времени?

— Самое большое — десять минут. Потом станет хуже… очень. — Сова указал на пустой пузырек. — Твой вождь сказал — ты должен еще раз увидеть солнце!

Волос слабо усмехнулся, потом пошарил рукой по поясу:

— А где… мой нож?

— Твое оружие в общей связке. Пхаи перегружены, пришлось многим идти пешком. Мы нашли Бугая.

— Бугая? — он сделал попытку подняться, застонал и сразу упал навзничь. — Но как? Откуда? Почему здесь? Пусть… подойдет.

Волос с минуту держал в ладони могучую длань пропавшего приятеля, потом его рука стала слабеть. Бугай с отчаянием смотрел на своего друга — они сошлись очень близко, вместе работая на кузнице его отца. Сова заметил это и мрачно изрек:

— Пора… Сейчас почувствуешь сильный жар, потом разум уйдет прочь — и ты останешься в нашей памяти не как друг, а как безумец, кричащий от невыносимой боли. Дар считает, ты достоин иной смерти… для мужчины. Тебе решать.

Волос медленно произнес:

— Это — смерть? Дар… Ты хочешь, чтобы я покончил с собой?

— Это — смерть. Но только тебе выбирать — какая она будет. И… если сам не сможешь.

Он размышлял недолго.

— Жаль… Только все стало налаживаться. Я и забыл… как это… разговаривать? Не успел… Да, сам не смогу — силы… нет. Пусть… — Волос посмотрел на меня, потом на опешившего Бугая, и перевел взгляд на индейца. — Шаман…

Сова достал нож. Волос тихо произнес:

— Если там есть страна вечной охоты — попроси своих духов… пусть они меня примут. Прощайте…

Индеец встал возле охотника на колени — мы отвернулись… Раздался глухой, практически беззвучный удар.

— Все.

Сова вновь склонился над телом и вскрыл грудную клетку Волоса.

— Пусть сердце воина из рода Серого Льва будет доставлено к той земле, где он обрел новый дом. Там шаман долины предаст его нужному обряду, и душа охотника поднимется в вечные сады, где нет печали…

Я видел, как лицо Совы перекосила гримаса невысказанной боли — Волос выбрал его, и это тяжким грузом легло на сердце индейца…

Угар коротко рявкнул — в небе над нами уже кружили большие вороны…

Едва мы отъехали прочь, как птицы опустились вниз. Чер, ехавший последним, выхватил лук и повернул Хорса. Сова едва успел удержать его за повод.

— Ты ничего не сможешь!

— Уйди! Хоть парочку, да оставлю!

— Назад! — я стиснул кулаки от отчаяния и боли. — Мы уже потеряли одного из нас! Здесь только трава — мы не можем его сжечь! Хочешь, чтобы и твое сердце привезли в форт? Но даже его не будет, если Вороны примутся за тебя всем скопом! Поворачивайте коней! В форт!

До реки и родного берега оставался один переход. Уставшие и полузамерзшие — в прерии дул нескончаемый промозглый ветер — мы остановились в распадке, где решили устроить ночевку. Волкобой развел небольшой костер, где Ульдэ изжарила на вертеле подстреленного в степи, крола. Он был очень тощ, почти без жира, с повыпавшим летним мехом. Еды на такое количество людей досталось мало, и спать легли полуголодными. Чтобы не замерзнуть, все прижались друг к другу, сам я остался возле костра — на первой страже.

Быстро стемнело. Привычное, голубое небо, закрыли налетевшие, мрачные серо-черные тучи. Холод становился все сильнее — вода застывала даже в наших баклажках. Где-то в степи раздался вой — волки жаловались на незавидную участь. В отличие от нас, они не могли погреться возле огня, чем пользовался всеобщий любимец. Угар не пострадал в битве, отделавшись всего лишь парой незаметных ссадин. Сейчас пес мирно спал, иногда настораживая уши — даже во сне он был начеку, готовый в любую секунду вскочить и броситься на нашу защиту.