Прайд Серого Льва

— Я хочу стать женщиной. С тобой.

— Ложись рядом.

Она смутилась.

— Так просто?

— А что ты хотела услышать? Я могу выполнить твое желание, но вряд ли способен, на большее…

— Но разве так все должно произойти?

Я чуть улыбнулся — наивность, с какой она принимала происходящее, была более присуща малому ребенку, а не взрослой девушке. Даже такая пигалица, как Зоя, и та знала об отношениях между женщинами и мужчинами, куда больше этой отважной охотницы. А ведь она жила под одной крышей с Джен — и умудрилась ничего не увидеть? Но сейчас у меня не было желания что-то романтизировать — я продолжал видеть перед собой Урхора, Ворону, и погибшего Волоса…

— Может, и не так. Слушай… А почему — я? Из-за того, что — вождь?

— Я тебя не боюсь…

— Ты боишься мужчин?

Она кивнула.

— Да. Вы все такие сердитые… большие.

— Большие?

Я не мог отделаться от мысли, что совершаю непоправимое. Нет, возможность провести ночь с Пумой нисколько не смущала — в конце концов, это не моя идея. После Лады, откровенно попросившей о подобном, после Ульдэ — такие просьбы не казались чем-то необычным. Наверное, я и в самом деле больше не принадлежал только себе. Но — Ната? Элина?

— Ты странная…

Пума присела на край одеяла. Я ощутил знакомую волну, жаром окатившую меня с головы до пят. Девушка была неплохо сложена, хоть и несколько худа. Сквозь волнующие изгибы чуть заметно выступала неестественная угловатость, присущая больше подростку. Она очень серьезно смотрела мне в глаза, прикрывая себя руками.

— Почему ты так смотришь?

— Не знаю. Я ведь ничего про это не знаю.

Я вздрогнул. Слова Пумы напомнили мне о точно таких же — но прозвучавших из уст другой девушки, ставшей мне и Нате, роднее всех на свете… Одну боль я ей уже принес — неужели, этого мало?

— А Джен? Она тебя не учи… не рассказывала, как это происходит?

— Она хотела. Но я не стала слушать. Мне неинтересно.

Мне становилось все более не по себе. Я не мог ее понять.

— Ты… Пума, или нет… Кристина? — вконец смешавшись, я умолк, совершенно не представляя, что делать.

— Мне так холодно. И стыдно.

Я сглотнул и, откинув край шкуры, указал ей на место рядом с собой. Она легла, стараясь не касаться меня своим телом. Я укрыл ее, случайно дотронувшись до оголенного живота. Пума изогнулась, как от ожога.

— Ты так меня боишься?

— Нет…

Я придвинулся к ней, и Пума — Кристина? — заметно дернувшись, отодвинулась прочь, оказавшись на самой кромке шкуры.

— Что с тобой?

— Я… я сейчас. Закрой глаза. Закрой, пожалуйста!

Я уступил, подумав, что она сейчас встанет и уйдет. Наверное, так было бы лучше всего — мне вспомнились укоризненные слова Элины, ее заплаканное лицо…

Запах свежего, трепещущего тела, стал совсем близко — она вдруг тесно прижалась ко мне. Руки девушки легли мне на спину — я ощутил голую и нежную выпуклость грудей девушки…

Сомнения разрешились сами собой. Я опустил ладонь на ее бедро. Пума сжалась, но осталась на месте. Ее кожа была упругой, приятно отзывающейся на мои прикосновения. Я опустил пальцы немного ниже… Она быстро перехватила мне руку, не дав, прикоснутся к ногам.

— Нет!

— Ты вся трясешься. Может, не надо?

— Возьми меня…

В голосе чувствовалась фальшь — это были не ее слова! Я нервно облизал ссохнувшиеся губы — близость и доступность уже распалила все мои чувства — я хотел овладеть ею!

— Тогда не мешай мне.

Она промолчала. Оценив это, как согласие, я убрал ее руку в сторону. Своей ладонью проник меж ног, коснувшись мягкого бутона ее лона. Пума прислонилась к моему плечу — я ощутил горячие слезинки! Она плакала! Беззвучно, по-детски, шмыгая носом.

— Да что с тобой?

— Мне страшно.

Я прикоснулся губами к ее глазам, осушив мокрые глазницы нежными прикосновениями. Губы девушки сами потянулись мне навстречу, и я дотронулся до них, поразившись их нежной мягкости. Я целовал ее долго, бесконечно — до тех пор, пока она не расслабилась и не обняла меня сама.

— Так хорошо?

— Да! Еще!

Я вновь стал ее целовать, понемногу спускаясь все ниже к животу. Она опять напряглась, но я не позволил ей вывернуться, сжав за бедра.

— Мама!

Из одежды на мне оставались только штаны — все остальное, пропахшее потом и кровью, валялось в углу шалаша. Но сейчас и они стали мешать — мое естество стремилось вырваться наружу, отзываясь на покорность лежащей подо мной, девушки.

— Я не хочу! Отпусти меня!

От желания, сдерживаемого уже с трудом, ярость сразу ударила в голову.

— Ты смеешься надо мной?

— Нет! Не надо! Я боюсь!

Она, не скрывая потоком хлынувших слез, рвалась прочь, пытаясь убрать удерживающие ее руки.

— Хорошо! Пусть так. Но чтобы больше я близко тебя не видел! Убирайся!

Она горько, взахлеб, зарыдала, то, пытаясь встать, то, напротив, отчаянно прижимаясь…

— Ты не вспомнил! Ты так и не вспомнил! Я Кристина! Кристина! Ты большой, взрослый — а я, я! Я хотела узнать — что это такое… и все! Только ты мог это сделать, только с тобой… А ты все забыл! Ты совсем все забыл!