— Ульдэ человек. Она видит сны. Ульдэ не Стара — она не умеет предвидеть будущего. Но, она, знает! Всеобщая мать — Земля! — вздрогнула и отвратилась от своих детей. Они пили ее кровь — черную и вязкую, которую такие как ты, светлокожие, нашли глубоко под местами наших стойбищ. Они остановили ее дыхание — реки! — заперев их свободу в глубоких и стоячих озерах. Они жгут леса, убивают зверей ради забавы, охотятся друг на друга, выпуская громовые стрелы… Разве Дар, этого не видел?
— Дар видел…
— Люди должны уйти с Земли. Наверное, так решил Эдун. Но желание белого шамана — оно ведь, тоже, не для мешка Арбахая? Солнце уберегло последних — вот почему, и ты, и я, сейчас бродим среди этих трав. Почему оно сберегло именно меня? Ульдэ — страшная, грубая и глупая девушка севера, зачем ей жить? Может, потому, что Арбахай знал — ей встретиться такой мужчина, как Дар? Сильный и храбрый, как ее погибший брат? Только такому она могла бы стать… Но он не видит ее сердца.
Ульдэ запнулась, глубоко вздохнула и умолкла — а я не знал, чем ответить девушке, впервые так обреченно и долго повествующей о легендах своего народа, перемешанных с ее собственными желаниями и представлениями счастья…
— Придут другие… Как тот, которого вы упустили в скалах. И ты будешь среди них. Я глупая девушка — не умею понимать того, что мне наслал Эдун в ночном видении. Но я знаю, что сон сбудется. Если Ульдэ не познает мужчины, если ты станешь зверем… зачем жить Ульдэ?
Теперь я, уже не колеблясь, прижал ее к себе, не давая вырваться.
— Успокойся, девочка… успокойся. Я не превращусь в зверя. И твое желание… может быть. Потом.
Она с надеждой посмотрела мне в глаза — и затихла, ничем не отвечая на мои объятия.
— Ты прости меня… Ульдэ. Прости, что так мучаю тебя.
— Ты — мой вождь. Мой мужчина… нет, не мой. Ульдэ все понимает — Дар не хочет обидеть своих жен, Нату и Элину. Ульдэ говорит — она не станет проситься, в их дом… пусть вождь выполнит свое обещание. Но Ульдэ не хочет, если вождь придет к ней только из-за данного слова. Пусть… пусть Дар сам решит — желает ли он сделать Ульдэ женщиной? А она… она примет его выбор и покорится ему.
Слова девушки, перемежаемые слезами и вздрагиванием, сделали больше, чем все ее прежние попытки — я едва удержался, чтобы не уложить ее прямо здесь…
— Ульдэ…
— Мой вождь… пойдет к охотникам. Ната — все поймет. Пойдем…
Ближе к вечеру мы собрались возле подножия. Увидев скалу, многие смущенно умолкли — и вся моя затея стала выглядеть несколько утопичной… Стопарь задрал голову, измерил расстояние до вершины и негромко сказал:
— Как знать… Авось, и получиться. Она гладкая, выступов практически нет — шару зацепиться не за что, значит — не порвется.
— Это и плохо, — Чер, напротив, не разделял его уверенности. — Клин вбить некуда. Щелей не видно. Он же не ящерица, присосок на руках не имеет.
— А зря это все не может быть? — Ната смущенно уводила глаза. — Цветок… Он может, и не растет именно там?
Сова выступил вперед, но я остановил его рукой:
— Довольно. Узнать это, можно, только поднявшись.
— Ульдэ еще раз говорит — она легче Дара. И лучше всех лазает по камням! — Северянка подала голос откуда-то, из-за спины.
Я посмотрел на девушку с благодарностью, но отрицательно мотнул головой:
— Нет. Я должен сделать это сам.
Она вздохнула, но удержалась и отошла.
— Если решил — делай. Время идет. — Ната была настроена более решительно, привязывая к моему поясу тонкий жгут. — Поднимешься — втяни по нему весь канат. И только потом ищи… свой цветок.
Чер протянул мне приготовленный Стопарем небольшой молот, и сумку со штырями.
— Я смочил их в воде, чтобы не размочаливались от ударов. Старайся выискивать расщелины, идущие по вертикали. В них клин будет под весом продавливаться вниз, и не сразу ломаться. В горизонтальных, давление больше.
— Я понял. Спасибо.
Сова еще раз прошелся вдоль стены, шагов по сто в каждую из сторон, и указал на одну из скал:
— Лучше здесь. Слегка есть наклон — тебе будет легче.
Стопарь уже развел огонь — Бен подтаскивал целую охапку дров. Они натянули шар над костром, и кузнец ловил момент, чтобы наполнить шар горячим воздухом. Несмотря на холодный ветер, я снимал с себя все лишнее, оставшись в одних только штанах и легкой рубашке. За пояс всунул нож и кивнул кузнецу:
— Готов?
— Да. Надевайте.