Позывные дальних глубин

Непрядов поочередно ходил из одного класса в другой и с интересом наблюдал за тем, как первогодки отвечали преподавателям по экзаменационным билетам. Одинаково стриженые под «нулёвку», в мешковато сидевшей ещё форме первого срока, все они невольно нивелировались на одно лицо. Только Непрядов знал: лишь на корабле, в обособленном подводном экипаже, в каждом из них начнёт проявляться подлинная моряцкая индивидуальность. А пока же они заявляли о себе как могли: кто побойчее и понапористей, кто поскромнее и потише — в меру добытых знаний и небольших пока навыков общения с корабельными приборами и механизмами. Разумеется, у кого-то служба на лодке сходу пойдёт как надо, а с кем-то предстоит порядком повозиться, доводя до приемлемой корабельной кондиции уже на боевых постах. Так всегда было, есть и будет на флотах Российских, где экипаж надолго заменяет моряку родной дом и семью.

Первая неожиданная встреча состоялась в офицерской столовой, куда Егор зашёл во время обеденного перерыва. Переступив порог небольшой залы, он огляделся, отыскивая свободное место. В помещении чувствовалась духота, хотя все окна были нараспашку. Две официантки в белоснежных фартучках ловко вальсировали с подносами между столиками, одаривая знакомых офицеров дежурными улыбками патентованных красавиц и ставя перед ними тарелки со щами.

Кто-то бесцеремонно потянул Егора за рукав и скомандовал:

— Воспитанник Непрядов, стой! Смирно!

Егор обернулся, удивленный тем, что ему столь неожиданно напомнили о его бывшем нахимовском звании. И тотчас узнал своего старого приятеля по училищу Александра Шелаботина.

Пообедали вместе. Курчавый, малорослый Шурка выглядел всё таким же неунывающим и бойким, каким запомнился с давних мальчишеских лет. Егору он едва дотягивал до плеча, в строю всегда ходил в последней шеренге, в то время как Егор — неизменно в первой и на правом фланге.

Оказалось, что Шелаботина так же пригласили на экзамены в качестве представителей с флотов, но только от надводников. Он командовал новейшим аварийно-спасательным судном и был в том же звании, что и Егор. Приятель имел вид уверенного в себе, вполне преуспевающего человека. Элегантно сидевшая на нём форма прибавляла командирской солидности и авторитета, хотя в глазах — прежний, хорошо знакомый и хитроватый прищур шального весельчака и проныры.

Сидя за столом, оба ударились в приятные воспоминания прежних лет, прожитых в Риге под одной крышей, в большом кирпичном доме, примыкавшем к Пороховой башне. И всё-таки Егор не утерпел, чтобы не задать щекотливый, как ему казалось, вопрос:

— А почему, Шурок, с подлодок ушёл?

— Да понимаешь, как всё получилось, — сказал он, отодвигая тарелку и вытирая губы кончиком салфетки. — Когда нашу лодку порезали на «патефонные иголки», меня на какое-то время вывели за штат. В кадрах сказали, что это не надолго, а на самом деле больше трёх месяцев без дела прокантовали: ни тебе нормального места, ни тебе приличных денег. Скучно жить стало. Жена, понимаешь, едва не сбежала от меня. И вдруг однажды в кадрах предлагают мне — заметь, временно — пойти командиром «бе-че раз» на аварийно-спасательный корабль. А мне уж настолько береговая жизнь обрыдла, хоть вешайся, хоть топись. Я ведь на лодке неплохим командиром группы рулевых был. Хвалили даже. И вот хоть убей — не понимал, за какие такие грехи в проклятущий резерв попал. Словом, дал я кадрам «добро» и опять стал в моря ходить, как нормальный человек. И знаешь, как-то вдруг плавно на подъём пошла у меня служба на «спасателе». Уже через пару месяцев в старпомы двинули, а через год — на командирские классы послали. При этом, представь себе, академия реально замаячила. Благо у начальства мода такая пошла — продвигать в «аварийку» подводников, — и как бы между прочим, с небрежением заметил. — Потом в кадрах через полгода всё же пошевелились и предложили снова на лодку вернуться в прежней должности. Но я им — фигу. Да какой же дурак со старпомов опять пойдет в «группен фюреры»?

— Вольному воля, — отвечал на это Егор, понимая состояние приятеля, хотя сам ни за что на свете не расстался бы по доброй воле с подплавом.

— Да что мне теперь? — доказывал Шелаботин, уловив в голосе дружка скрытое неодобрение. — Всё путем: квартиру получил, благоверная в городе по своей специальности педагогом работает, дочка в музыкальную школу ходит. Часто ли нам, бродягам, такое выпадает? — и ткнул пальцем в сторону Егора. — Я уж не говорю о том, что надо же, не дай Бог, и вас кому-то из глубины, в случае чего, вытаскивать. Мы вроде как «неотложка» на тот случай, если вдруг какой-нибудь лодке в море здорово «поплохеет». Ждём сигнала от вас в режиме постоянного «товсь».

— Что ж, так всё время и ждёте? — полюбопытствовал Егор с ощущением потенциального пациента, которому все же не хотелось бы когда-нибудь подавать сигнал «SOS.

— Ну, не всегда же до посинения, сам понимаешь, — уточнил Шурка. — У нас в дивизионе есть обычное оперативное дежурство. А в основном же больше занимаемся судоподъёмом — гоним план по металлолому.