Позывные дальних глубин

До Севастополя, как оказалось, можно было добраться троллейбусом, который каждые полчаса отходил от здания Симферопольского аэропорта. Ждать на остановке пришлось совсем недолго, и вскоре все четверо заняли места в салоне.

Егор сидел у окна, вглядываясь в однообразно каменистую голую степь, тянувшуюся до самого Бахчисарая. Временами глазом даже не за что было зацепиться — настолько безжизненной и дикой представлялась ему здешняя природа. Зато уже потом, ближе к морю, почти сплошняком потянулись сады, виноградники. Стоявшие особняком дома и небольшие поселки стали ближе лепиться к шоссе, выставляя себя напоказ.

Неугомонный Остап Капуста, сидевший рядом с Егором, всю дорогу без умолку говорил и говорил, выказывая свою осведомлённость завзятого старожила, поскольку родом был из этих мест.

— Крым без Массандры — это не Крым, — убеждал он Егора. — Здесь бывают порой такие необъяснимые чудеса, какие и в сказке-то не происходят. Потому как всё это кажется полным абсурдом. Но это факт!

— Будто уж… — с ухмылкой не поверил Егор, отрываясь на мгновенье от окна.

— А как же тогда объяснить, что здешние винные погреба при своём отступлении не смогли взорвать ни наши, ни немцы? — напомнил мичман. — Рука ни у одного сапёра не поднялась, чтобы выполнить дурацкий приказ своего начальства. Представляете, многокилометровые тоннели, уставленные бочками с вином. Да ещё с каким! Уж если солдат дорвался на фронте до спиртного — это уже не солдат. Это, прежде всего, мужик — будь то русский или немец. Прежде чем взорвать подвал, и те и другие вусмерть хлестали вино прямо из касок. И до того напивались, что хоть наши, хоть их — все «тёпленькими» прямиком в плен попадали, потому как спали мертвецким сном.

— Враньё это всё, — вновь не поверил Егор мичманской байке.

— А хоть бы и так, — совсем не обиделся Капуста. — Зато фартово получилось. Ведь главное, все винные подвалы уцелели.

«Что ж, — подумалось Егору, — быть может и вправду мир спасёт не только красота, но и доброе вино как дар Божий. Вероятно, есть какой-то высший подсознательный смысл в том, что солдат на войне может однажды отложить в сторону оружие и до краев наполнить свою стальную каску благодатным вином. Но если это было именно так и легенда не врёт, то почему бы солдату не подумать: «Ведь однова, братцы, живём. Пей, пока пьётся! А там хоть трибунал, хоть пуля от своего же русского старшины или от немецкого фельдфебеля…»

Капуста сыпал названиями таких вин, о которых Егор и понятия не имел. И о каждом из них мичман говорил основательно и подробно, со знанием потомственного винодела и «не дурака» выпить.

— Ой, молодой человек, ну что ты в этом понимаешь! — вдруг обернувшись, оборвала Капусту сидевшая впереди широкоскулая пожилая женщина. — Какой там «Крымский камень», какой «Леди Чарльстон»! — воскликнула она, с восточной страстью всплеснув руками. — Послушай, что я скажу…

Капуста от неожиданности онемел, удивленно вскинув чёрные брови. «Надо же! Встряла в разговор, ведьма худая» — говорило брезгливое выражение его румяного лица.

Егор догадывался, что их соседка, по всей вероятности, была крымской татаркой, решившей из какой-нибудь казахстанской ссыльной глубинки наведаться в родные места. Припомнилось, что от самой Москвы они летели вместе. Татарка подсела к ним в Домодедово, когда самолет заправляли керосином.

— А слышал ли ты, добрый юноша, про благороднейший напиток «Сарбуз»? А что ты знаешь про «Тамкуй»? И разве целовали твои розовые уста чашу с «Ай бары»?

— Я бы не прочь всё это выпить, — нашелся Капуста, подмигивая Непрядову — Так наливай, мадмуазель!

— Налила бы, — морщинистое лицо татарки болезненно передёрнулось. — Но где тот нектар богов теперь? Виноградники вырубили, дома порушили, источники высушили… На развалинах аулов гуляет злой ветер, и собаки воют на наших родных пепелищах. А за что? Ну, кому и что такого крымчаки сделали, чтобы сейчас вот ехать к себе домой как в гости?

Капуста смутился, не зная, что и сказать на обращенные прямо к нему слова.

Неожиданно выручил сидевший рядом с татаркой усатый старик в цветной тюбетейке.

— Ты вот что, лукавая «дочь мурзы», — вразумительно сказал он, поводя перед её носом свернутой в трубку газетой, — Агитацию свою тут не разводи и морячка своими вредными словами спонталыку не сбивай. Он тут совсем не при чём. Лучше меня спроси, а я тебе отвечу.

— Вай, ну скажи тогда, храбрый «сын полка», — язвительно согласилась татарка, явно собираясь повздорить.

— И скажу, — храбрился старик, пропуская обращённую к нему поддёвку мимо ушей. — Мичман ещё молодой человек. Он может и не знать, за что всех вас Иосиф Виссарионович отсюда разом турнул. Я-то здесь всю войну партизанил и уж точно знаю, что вы тут натворили. Да ведь аула такого не было, где б ваши мужики добровольно и скопом не шли к немцам в полицаи.