Пожалуйста, избавьте от греха

Перечитав отчеты в пятнадцати номерах «Таймс» и в пятнадцати выпусках «Газетт», я уразумел только одно: все подробности убийства я знаю назубок. И все. Ни намека, ни малейшей зацепки, чтобы начать расследование, у меня не было. Когда я покончил с газетами, стрелки часов показывали начало двенадцатого, следовательно Вулф уже спустился из оранжереи. Я поднялся по лестнице в свою комнату и позвонил в «Газетт». Поскольку газета выходит во второй половине дня, телефон Лона Коэна обычно бывает занят с 10:00 до 16:20, но мне все же удалось прорваться. Я сказал, что мне хватит тридцати секунд, но Лон заявил, что с меня достаточно и пяти.

– Тогда, – мстительно произнес я, – я не расскажу тебе про стейк Шатобриан, который припас для нас Феликс. Ты можешь встретиться со мной в «Рустермане» в четверть седьмого?

– Могу, если нужно. А что захватить с собой?

– Только язык. Собственный. Ну и конечно, пару фунтов салата на потом.

Под «потом» я подразумевал еженедельную игру в покер, которой мы самозабвенно отдавались по четвергам с восьми вечера в квартире Сола Пензера. Лон прошелся по поводу салата, и мы распрощались. Я тут же позвонил по другому, не менее привычному номеру, позвал Феликса и сказал, что на сей раз просьба посадить нас наверху в уединенном кабинете исходит лично от меня, а не от Вулфа и что если у него нет стейков Шатобриан, то сойдут и турнедо. Феликс спросил, какими цветами украсить стол, но я ответил, что моим гостем будет не женщина, а мужчина, из которого я надеюсь выцарапать ценные сведения, поэтому стол лучше украсить четырехлистным клевером – на счастье.

Предупреждать Вулфа, чтобы к обеду меня не ждали, не требовалось, поскольку по четвергам я всегда провожу вечер у Сола. Вулф садится обедать в 19:15, а покер начинается в восемь.

Когда мы покончили с утренней почтой, я вскользь обронил, что выйду из дому без четверти шесть, до того как Вулф спустится из оранжереи. Кеннета Меера я упоминать не стал, молчал о нем и Вулф, но в середине дня позвонил Волмер и сказал, что доктор Остроу не выразил желания узнать настоящее имя Рональда Сивера. Наврал, конечно. Доктор Остроу наверняка желал бы знать, как зовут Сивера, но только не после того, как Волмер сообщил о том, что Вулф прибег к уловке.

Маленький кабинет наверху в «Рустермане» хранил для меня множество приятных воспоминаний о тех днях, когда еще был жив Марко Вукчич, благодаря которому ресторан снискал славу лучшего во всем Нью-Йорке. Сам Ниро Вулф высоко ценил кухню «Рустермана» и частенько захаживал сюда посидеть со своим старым другом. Кухня и сейчас оставалась отменной, как заметил Лон Коэн, проглотив третью ложку щавелевого супа; не поскупился он на похвалу и позднее, прожевав второй кусок стейка Шатобриан и запив его изрядным глотком кларета.

Примерно после четвертого глотка Лон сказал:

– Я чувствовал бы себя куда лучше – или хуже, кто знает, – если бы знал цену. Ясное дело, тебе что-то понадобилось. Или Ниро Вулфу. Что?

Я проглотил кусочек мяса:

– Не Ниро Вулфу. Мне. Он даже об этом не подозревает, и я не хочу, чтобы он узнал. Мне нужны кое-какие сведения. Сегодня утром я потратил два часа, читая подряд все, что напечатали две великие газеты про убийство Питера Дж. Оделла, но я все еще не удовлетворен. Вот я и подумал, что не мешало бы поточить с тобой лясы.

Лон прищурился:

– Без дураков? Вулф и в самом деле не знает, что ты меня угощаешь?

– Честное слово.

Лон посмотрел примерно на фут выше моей головы, как он поступает всякий раз, когда решает – вскрыть карты или поднять ставку, – подумал, пока я намазывал маслом булочку, потом посмотрел мне в глаза.

– Что ж… – произнес он. – Пожалуй, тебе стоит поместить в «Газетт» объявление. Разумеется, под кодовым номером, если Вулф и впрямь не должен знать о твоих подвигах.

При первом взгляде на Лона, на его мелковатое лицо с черными прилизанными волосами, никто бы не догадался, что он дьявольски хитер. Те же, кто с ним знаком, отлично это знают, включая самого издателя «Газетт», потому-то, наверное, кабинет Лона и располагается всего через две двери по коридору от кабинета издателя.

Я покачал головой:

– Люди, которые меня интересуют, не читают объявления в «Газетт». Откровенно говоря, я немного засиделся без дела и хотел бы поразмяться. Уверен, что полиция раскопала массу фактов, которые не предназначаются для печати. В этом кабинете записывающих устройств нет, я тоже пришел без микрофонов. Есть ли у Кремера или окружного прокурора сведения, которые они приберегают?

– Нет. – Лон подцепил на вилку несколько горошин. – Почти наверняка нет. И главное – они не знают, кому предназначалась бомба. – Он опустил горошины туда, куда хотел. – Возможно, это знает только тот парень, который ее подложил. Логично предположить, что она предназначалась для Браунинга, но взорвался-то Оделл. Факты – упрямая вещь. Может быть, Браунинг оставил ее для Оделла? Мотив у него был.

– Весомый?