Пожалуйста, избавьте от греха

– Вполне. Ты, конечно, знаешь, что тридцать первого августа Эбботт уходит на пенсию, и совет директоров должен был в тот самый день собраться в пять часов и решить, кто его заменит. Обсуждаться должны были две кандидатуры: Браунинга и Оделла. Оделл, безусловно, не подкладывал бомбу Браунингу, а вот не мог ли Браунинг сделать это сам, а потом попросить Оделла залезть в ящик?

Я отпил глоток кларета.

– Разумеется, дело освещают – или освещали – твои лучшие люди. Что они думают?

– Они больше не думают. Только строят догадки. Лэндри предположил, что бомбу туда засунула миссис Браунинг, зная, что Хелен Лугос, секретарша ее мужа, имеет обыкновение проверять запасы виски по утрам.

– Это правда? Я имею в виду, что она по утрам лазила в этот ящик?

– Не знаю и сомневаюсь, что Кремер знает. С репортерами Хелен не разговаривает, да и с полицейскими, насколько мне известно, тоже не слишком разговорчива. У меня нет причин утверждать, что Хелен и Браунинг были любовниками, хотя Лэндри убежден в этом. Спроси инспектора Кремера. Возможно, он знает. Другую гипотезу высказал Гахаган. Он считает, что Оделл пытался подложить бомбу Браунингу и сам подорвался. Гахаган потратил неделю, пытаясь выяснить, где мог Оделл раздобыть бомбу. Перлман предположил, что виновник взрыва – Эбботт. Старик хотел, чтобы президентом стал Оделл, а остальные были за Браунинга. Перлман также высказал три предположения, зачем Оделлу понадобилось залезать в этот ящик, но они не выдерживают критики. Дамиано склонен винить в случившемся Хелен Лугос, которая хотела поквитаться с Браунингом, но он, как и Перлман, не в состоянии объяснить, при чем тут Оделл.

– А в чем причина нелюбви Хелен к Браунингу?

– Секс.

– Это не ответ.

– Еще какой ответ. Когда секс влезает в окно, логика уползает через дверь, поджав хвост. Когда люди вступают в сексуальные отношения, любой из них способен совершить самый сумасбродный поступок, который никто потом не в состоянии объяснить. Гипотеза Дамиано основана на показаниях некоего Меера. Кеннета Меера. Заместителя Браунинга по кадрам. Дамиано взял у него интервью на следующий день после взрыва – они, оказывается, мальчиками пели в одном церковном хоре, – и, по словам Меера, расследование должно сосредоточиться на Хелен Лугос. Дамиано, разумеется, накинулся на него как стервятник, но Меер спрятался в ракушку. А Хелен, как я говорил, отвечать на вопросы отказывается.

– А Дамиано сказал о разговоре с Меером инспектору Кремеру?

– Нет, конечно. Он и нам-то всего пару дней назад рассказал. Надеялся сам стать героем.

– А самого Меера никто не подозревает?

– В «Газетт» – никто. Разумеется, мы его обсуждали, как и всех остальных, но мотива нащупать не удалось. Причин желать смерти Браунинга у него, безусловно, не было. Избрали бы Браунинга президентом, и Меер тут же взлетел бы на самый верх. Да и мог ли он убедить Оделла залезть в злополучный ящик? Нет, таким гипотезам грош цена. Если бомба и впрямь предназначалась для Браунинга, подложить ее мог кто угодно из более чем дюжины сотрудников. И не только сотрудников. Взять, например, Маделин Оделл, теперь вдову Оделл. С тех самых пор, как она вышла за него замуж двадцать лет назад, она мечтала, что ее муж станет президентом КВС, а тут обстоятельства начали явно складываться в пользу Браунинга. Или Теодор Фолк, Фолк с Уолл-стрит, закадычный друг Оделлов и член совета директоров КВС. Разумеется, сам бы он не стал это делать, но миллионерам вовсе ни к чему пачкать собственные руки. Или Сильвия Веннер. Знаешь ее?

– «Большой город», – кивнул я.

– Совершенно верно. Она вела эту программу два года, а Браунинг ее вышвырнул. Теперь она перебивается случайными заработками и ненавидит Браунинга лютой ненавистью. Я мог бы и еще назвать. Разумеется, нашлись бы также желающие отправить на тот свет и Оделла, но тут возникает проблема, что бомба-то, как ни верти, оказалась в ящике Браунинга.

Я проглотил последний кусочек стейка Шатобриан и нажал на кнопку, чтобы вызвать Пьера.

– Ты сказал, что жена Оделла вот уже двадцать лет мечтала о том, чтобы он стал президентом. А она пыталась хоть как-нибудь способствовать этому?

– Еще как. Она унаследовала приличный пакет акций КВС от своего отца Карла Хартига вместе с нефтяными скважинами и уймой других мелочей. В последние десять лет она заседала в совете директоров КВС. Думаю, что она охотно рассталась бы с половиной своих семидесяти или восьмидесяти миллионов долларов, чтобы избавиться от Браунинга, но, зная, что в его ящике лежит бомба, она пошла бы на все, чтобы ее муж в тот день и близко не подошел к кабинету Браунинга. Вот почему я даже не рассматриваю ее в числе возможных кандидатур, да и других тоже, насколько мне известно.

– У нее и впрямь есть семьдесят или восемьдесят миллионов?

– Как минимум. Дамочка набита деньгами.

– Ха! Какой соус тебе подать к суфле? Имбирный бренди или ром-мокко?

– Ром-мокко звучит заманчивее.