Читаем Повседневность Средневековья полностью

Роли света и тьмы, дня и ночи были жёстко закреплены: Добро и радость принадлежали светлому времени суток, были олицетворением Света. Ночь являла собой опасность, была страшна, поскольку несла всевозможные опасности. Естественно, что именно это время должно было принадлежать нечистой силе — всевозможным ведьмам, вурдалакам, демонам: тьма обеспечивала их полное и абсолютное господство, особенно страшна была Вальпургиева ночь как символ и знамение их торжества. Всевозможная нечисть инфернальна, она принадлежит к потустороннему, «нездешнему» миру, и потому злокозненна, пагубна для человека. Противопоставление дня и ночи переходит в оппозицию жизни и смерти: «Бог даровал день живым, а ночь отдал мёртвым», — подчёркивал немецкий хронист Титмар Мерзебургский. Ночь — время мёртвых, когда мертвецы покидают свои могилы. Для живых был предназначен день, поскольку только Свет мог даровать жившим в средневековом мире людям наивысшую ценность — ощущение безопасности.

В XII в. средневековое общество открыло для себя новую ценность в духовном и материальном мире, восприняв и осмыслив свою естественную потребность в свете как в высшей сакральности. Готика распахнула храмы навстречу потокам ликующего света, навстречу небесам. «Бог — это свет», — неустанно повторяли теологи. Всё, что связано со светом, привлекало внимание, вызывало доверие, ассоциировалось с красотой. Наука XIII в. ставила оптику, чьи успехи были неоспоримы, на первое место среди прочих наук. Следует добавить, что в конце этого же века были изобретены очки.

Дневной свет, всё светлое несло в себе положительные характеристики, однозначно предполагая превосходную степень как этических, так и эстетических качеств. Всё прекрасное в христианской метафизике должно было ассоциироваться с божественным творением: «горний Свет», «Светлое Воскресенье», «прекрасен как день». Тем самым Средневековье рождало новое, христианское восприятие света как божественной любви, несущей спасение. Средневековая «метафизика света» — одна из характерных примет времени. Люди испытывали пиетет к краскам и ярким цветам, блеску золота и серебра, драгоценных камней. В драгоценностях более всего ценился сам материал, но отнюдь не труд художника. Труд в то время был бесценен, к сожалению, в прямом, а не в переносном смысле: вещи из драгоценных металлов могли быть расплавлены, перелиты без долгих размышлений.

Средневековый мир жаждет чуда, ищет его — и находит. Оно необходимо, поскольку определяет святость: доказательство необходимое, но отнюдь не достаточное — враг человечества также может творить чудеса. Чудо может произойти в жизни любого человека, оно служит одним из главных способов доказательства истины. На этом постулате построен средневековый Божий суд с его принципом «Бог на стороне правого» — ордалии. Испытания, в ходе которых устанавливалась судебная истина, широко использовали в качестве процессуальной формы. Они включали в себя судебные поединки, жребий, присягу, испытания водой и огнём. И здесь уже спасения не было, невиновному воистину оставалось надеяться только на чудо. Так, в испытаниях водой связанного человека погружали в воду. Если он был невиновен, то вода, чистая стихия, принимала его и он тонул, если виновен — всплывал и был наказан. В испытании огнём кожа должна была оставаться «невредимой» — решающее слово говорили судьи.

<p>Телесность и жестуальность</p>

Раннесредневековая варваризация положила конец одному из самых характерных достижений античности — ораторскому искусству. В суровом Средневековье красоты слога оставались непонятыми и невостребованными. Говорить негде и не перед кем. Исключение из этого правила — проповедь. Но она, как мы упоминали, опростилась, чтобы быть понятной необразованным людям. Это же касалось и правящей элиты, как правило, также бывшей неграмотной. Всё решает не слово, а действие.

Средневековая культура — это публичное действо, это жест. На нем основан ритуал, он значим не менее, чем письменный документ последующих эпох. Клятвы и договоры, оммаж, посвящение, инвеститура сопровождаются символическими жестами. Жест обозначает позицию рыцаря, будь то брошенная в знак вызова перчатка, поднятое или опущенное забрало шлема. Он — центр религиозных ритуалов: крестное знамение, благословение с возложением рук, воскурение. В молитве руки сложены, воздеты, скрещены. Даже песни о героических деяниях назывались шансон-де-жест или просто жесты. В жестуальности главная роль принадлежит телу. В отношении к миру средневековый человек исходил из своего естества: для измерения использовалась длина стопы, локтя, пяди, он считал на пальцах, мерил расстояние дневным путем, а размер поля — дневной обработкой.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология